Я знаю, почему он практически прошипел мое имя, и отнюдь не потому, что он заметил сервиз наверху у окна. А потому что, завладев его задницей, я не могла перестать сжимать ее. Ну серьезно, кто же меня осудит? Она такая восхитительная под этими его шерстяными брюками. Упругая, но не слишком твердая, и большая, пропорционально остальному телу.
Как будто он очень-очень любит поесть, но не позволяет баловать себя слишком часто.
– Продавец рядом, – говорит он мне, я снова оборачиваюсь, но мне кажется, что она стоит в миллионе километров от нас, и, кроме того, я же не хватаю его за мошонку.
Хоть именно это я и сделала в следующую секунду.
– Боже мой, – произнес он, но меня останавливают не слова, а то, что он кладет руку на мое запястье, как только я схватила его за выпуклость между ног. Кроме того, он продолжает смотреть перед собой, будто ему все равно, чем я там занимаюсь, однако он не очень-то хочет, чтобы я прекращала.
– Я не могу перестать думать о твоем члене, – шепчу я, и теперь-то он точно не хочет мне помешать.
Он даже немного наклоняется вперед, чтобы лучше меня слышать. Хотя и продолжает притворяться, что ничего не делает.
– Мы в антикварном магазине, – информирует он, но я не могу игнорировать тот факт, что он не препятствует моей руке.
Он бы мог, если б захотел, он меня как минимум вдвое сильнее, но он этого не делает. А просто стоит здесь, застывший, пока я ласкаю нечто, уже совсем не такое мягкое.
– Тебе приятно? – спрашиваю я, хотя и так это знаю: я чувствую, как под моей рукой все твердеет, и когда мой большой палец оказывается на головке его члена, он не может удержаться, чтобы не начать двигать тазом вперед. – Мне приятно.
– Правда?
– Боже, да, очень – смотри, как он встал.
Он вздрагивает, но боюсь, он не может этого отрицать. Он так возбужден, что его брюки двигаются крайне непристойно, и если бы сейчас мне захотелось поступить жестоко… скажем, развернуться и уйти из магазина, он бы не смог последовать за мной, а вынужден был бы стоять здесь, перед керамическими уточками, и ждать, пока его член уменьшится достаточно, чтобы он смог обернуться к людям.
Чего бы мне совсем не хотелось в ближайшем будущем.
– Я хочу взять его в рот.
– Боже мой, только не здесь. Ничего здесь не делай, ладно? – говорит он, словно действительно верит, что я на это способна.
Он и впрямь думает, что я опущусь на колени и начну сосать у него прямо посреди магазина, хотя, честно говоря… Не так уж и сильно он ошибается.
– Ты не хочешь, чтобы я опустилась вниз?
Он чуть было не посмотрел на меня, прежде чем понял, что это не лучшая мысль. Куда лучше будет продолжать смотреть на керамических уточек, пока я долго и непристойно занимаюсь его твердым членом.
– Не здесь, – говорит он, настолько яростно, насколько это позволяет шепот.
Разумеется, его буквальные слова предоставляют мне огромную свободу, но я аплодирую ему хотя бы за попытку. Он выбрал правильный тон, хоть и не правильное возражение.
– Тогда, может, где-то еще?
Тут он уже смотрит на меня. Его взгляд потерянный и полный вожделения, губы слегка приоткрыты, словно только и ждут моего поцелуя. Он ждет, пока я потянусь и поцелую его.
– Как я должен на это ответить? – спрашивает он.
Мне ничего не стоит читать между строк: он хочет сказать да. Черт, может, он хочет сказать гораздо больше, чем просто да, просто не знает как.
– Могу предложить несколько вариантов, – говорю я, поскольку это представляется наиболее любезным. В продолжении – чуть меньше любезности: «Ты мог бы предложить вернуться в машину, сесть на заднее сиденье. Никто не заметит, если мое лицо окажется у тебя между ног, и…»
– Ладно, ладно, хватит.
– Ты уверен, что этого хочешь? Звучит так, словно ты не хочешь. У тебя такая эрекция… Держу пари, что, если б я продолжила, ты бы кончил прямо здесь.
– Боже.
– Хочешь, чтобы я засунула руку тебе в штаны?
– Нет-нет… давай просто вернемся в машину, ладно? Я хочу вернуться в машину.
Не могу перестать ухмыляться, когда он это говорит. Хотя он тут же передумал и сказал нет. Он совсем не хочет минет на заднем сиденье.
Но все равно его получает.
Я не могу удержаться, когда мы оказываемся в машине, и он пытается завести разговор о чем-то постороннем: о погоде, о лесе, у которого мы остановились, или о том, сколько, по моему мнению, Джеймс и Люси будут вместе. Словно он подгоняет меня светской болтовней, когда все, о чем я могу думать, – схватить его потрясающее тело и поцеловать его потрясающие губы – и то, и другое он позволяет мне сделать без всяких возражений.
Он откинулся на сиденье, его губы влажные, нежные и открытые. Все тело как натянутая струна под моими прикосновениями… пока я не добираюсь до его все еще твердого члена. После этого он совсем обмяк, а его бедра приподнимались сами по себе. Его большая рука опустилась на мое запястье, как и в магазине, но в этот раз иначе. Она не сдерживала меня, а скорее побуждала меня продолжать, двигаться вперед, делать все, что задумала.
Он не может говорить, но вместо этого может делать нечто еще. Например, засовывать язык мне в рот, когда мне наконец удается сделать поцелуй более глубоким и влажным. А когда я начинаю расстегивать его брюки, он помогает мне с ремнем. Он мне помогает, а значит, и правда хочет, чтобы я это сделала.
И это стало совсем неудивительно, когда я достала из штанов его твердый член. Не уверена, что «твердый» – подходящее слово, я вообще такого раньше не видела. Кожа вокруг влажной головки так натянута, что просто блестит, и пока я смотрела, на конце появилась капля смазки. Я даже увидела то, как она скользит вниз по откровенно великолепному основанию, хотя, честно, говоря, я слишком долго любуюсь. Примерно через час после того, как я загипнотизированно на него уставилась, он сидел ровно и заправлялся.
– Извини, – говорит он.
Нет, серьезно, он говорит «извини», как будто он меня против воли в машину затащил. А не так, как было на самом деле, ведь это я слюни пускала на его огромный твердый хер.
– Он крупный, да?
Крупный? Он только что сказал крупный? Он настолько далек от крупного, практически в другом измерении. То есть, я говорю не только про размер, из-за которого на него могли бы молиться друиды, но и идеальные пропорции. Он не толстый у основания и сужающийся к концу, как у некоторых парней. Он не сгибается влево и не качается, как у многих с большим размером.
Его член толстый, атласно гладкий и необыкновенно сладкий, это объясняет, почему я немедленно наклонилась, чтобы облизать его от основания до кончика. Разумеется, он сразу стал твердым. А после того как я осмелилась на нечто большее, как, например, отполировать весь след этой капельки смазки до самого верха, я почувствовала, как он повернулся на сиденье, словно собирался меня остановить. Он даже мне руку на плечо положил, универсально понятный жест, означающий: «Сейчас я тебя оттолкну».
