– Похоже, вам понравилась Мередит? – хмыкнул Альварес.
– Не то слово. – Я покосилась на него. – А почему вы назвали ее Мередит?
– В честь женщины, которую я любил.
– Держу пари, она была польщена.
– О, она меня ненавидит. Но, как известно, любовь от ненависти отделяет столь тонкая грань…
– Ну, тогда вы с Марком буквально на волосок от того, чтобы влюбиться друг в друга, – бросила я, надеясь, что это побудит Альвареса рассказать, почему он забрал из галереи свои работы.
В глазах Альвареса вспыхнуло веселое удивление.
– А вы с характером, Белла. Мне это по душе. Теперь я понимаю, почему вы нравитесь Марку.
– С чего вы взяли, что я ему нравлюсь?
– Потому что он доверяет вам. В противном случае он вряд ли послал бы вас сюда, чтобы заполучить меня обратно.
– А почему вы ушли от него?
– А что он сам говорит по этому поводу?
– Сказал, что вы просили у него телефон Ребекки, а он отказался его дать.
В глазах Альвареса мелькнуло презрение.
– Ну, дело не только в этом, и Марку хорошо это известно.
– Была бы рада услышать вашу версию.
– Еще бы! – бросил он. И в этот момент я впервые почувствовала в его голосе резкие нотки, что подтверждало ходившие слухи о том, что Альварес бывает чудовищно груб. – Но из уважения к Ребекке я ничего вам не скажу.
– Извините, я не хотела быть невежливой.
Лицо его мало-помалу разгладилось, стальные нотки, которые я заметила в его голосе, постепенно исчезли.
– Простите, Белла. Ребекка – моя слабость. Ну а теперь давайте посмотрим картины. Я с удовольствием расскажу о каждой из них. Идет?
Удобный момент, чтобы вытянуть из него нужную мне информацию, был утерян, но я очень надеялась, что со временем мне представится другой. Мы переходили от картины к картине – я задавала вопросы и восторгалась его работами. А в промежутках отвечала и на вопросы самого Альвареса. Например, кто мой любимый художник эпохи Возрождения, как я отличаю подделку и какие пять картин в последние пять лет могли считаться топовыми? Минут через пять он, судя по всему, удовлетворился – видимо, я прошла проверку, – и наш разговор обратился к более повседневным темам.
Как вскоре выяснилось, три из его полотен носили женские имена. Естественно, я не удержалась от колкости.
– Похоже, вы дамский угодник, мистер Альварес.
– Ну, меня называли и хуже, – хмыкнул он. – Что ж, есть такой грех. Думаю, многое зависит от того, что именно вкладывать в понятие «дамский угодник».
Это было удивительно точно подмечено, хотя не думаю, чтобы Альварес сказал это, чтобы меня поразить. И впрямь, мы порой позволяем людям клеить нам ярлыки и сами не замечаем, как становимся теми, кем нас хотят видеть, а не теми, кем могли или хотели бы быть.
Мы продолжали болтать о живописи – я так увлеклась, что совсем забыла о времени и спохватилась только, когда показ подошел к концу.
– Вы на удивление разбираетесь в искусстве, Белла.
Я улыбнулась.
– Признаюсь, я польщена. Марк тоже это говорил. Если честно, даже не знаю, из чьих уст мне приятнее было это услышать.
– Он позволяет вам называть его просто Марк? – Альварес прищурился.
Я мысленно выругала себя за глупость.
– Ох, простите… конечно же, нет. Мистер Комптон.
– Разумеется, – едко заметил он. – Кстати, мои друзья обращаются ко мне просто по имени, Сара. Надеюсь, вы тоже будете звать меня Рикко.
– Означает ли это, что вы позволите мне показать ваши работы своему клиенту? – с надеждой спросила я.
– Вам – безусловно. А Марку – нет. Больше того, я даже обещаю вам двадцать пять процентов комиссионных. А Марк не получит ничего.
Побледнев, я застыла, словно мои ноги приросли к полу. Выходит, Альварес решил использовать меня, чтобы отомстить Марку.
– Нет, я так не могу. Я ведь работаю на Марка. Это было бы некорректно.
– Марк сам позаботится о себе. Вы очень скоро в этом убедитесь. В противном случае вас ждет печальная участь всех, кто на него работал. Не позволяйте, чтобы это произошло с вами, Белла.
Мне стало не по себе. Вдруг страшно захотелось сменить тему. А кстати, почему бы не попытаться восстановить их прежнюю дружбу с Марком?
– Помнится, прежде вы с Марком участвовали в благотворительных мероприятиях. И это неплохо у вас получалось. Может, попробуем снова?
– Этим когда-то занималась Ребекка. Я часто жертвую свои картины на благотворительность – раньше я передавал их галерее, поскольку об этом просила Ребекка. – И тут он вдруг сам неожиданно переменил тему: – Хотите, научу вас, как находить интересные работы и продавать их самостоятельно? Будете работать на себя.
– Спасибо. Это очень лестно, но…
– Не позволяйте ему втянуть вас в его мир. Это опасно. И он сам по себе опасный человек.
Да что такое с этими художниками? Сговорились они, что ли, предостерегать меня от козней Марка?
– Ну, пока он не носит с собой мачете, думаю, мне ничего не грозит, – отшутилась я.
– Люди вроде Марка не нуждаются в мачете, чтобы лишить вас самоуважения и заставить покорно подчиняться. Такие, как он, умеют пудрить людям мозги.
Несмотря на то, что звучало это весьма правдоподобно, ощущение было такое, словно мне влепили пощечину. Я даже попятилась.
– Что ж, мне пора. Мне очень понравились ваши работы. Правда, очень. И я считала бы честью представлять ваши интересы.
– Вам достаточно только сказать. И они в вашем полном распоряжении.
– Этого никогда не будет.
Какое-то время – мне оно показалось вечностью – он смотрел на меня в упор, потом неопределенно махнул рукой.
– Что ж, хорошо. Я вас провожу. Езжайте домой и подумайте над моим предложением.
Мы направились к двери. Уже у порога Альварес галантно подал мне куртку. Не успела я надеть ее, как почувствовала, что в кармане завибрировал телефон. О черт! Сколько же времени я тут торчу? Подхватив сумочку, я поспешно сунула руку в карман и судорожно сжала мобильник, вдруг вспомнив, что так и не отзвонилась Джейкобу.
Уже взявшись за ручку двери, Альварес внезапно помедлил.
– Был рад познакомиться с вами – даже при том, что наша встреча закончилась немного не так, как я надеялся.
– Ну, вы ведь догадывались, что я попытаюсь заполучить вас обратно…
– Да, конечно.
Он распахнул передо мной дверь – я вышла, и мы с ним торопливо распрощались. Я уже собиралась спуститься по ступенькам, и тут вдруг меня как будто обухом по голове ударило. Я разом приросла к крыльцу. Благотворительный показ, который Альварес устраивал в галерее, проводился для сбора средств в пользу той же детской больницы, которую курировал Крис. Но ведь о дружбе между ними уже и речи не было… тогда как такое возможно, гадала я. Я уже повернулась было, чтобы постучать в дверь, и тут мой мобильник вдруг снова затрясся и завибрировал.
