Это было похоже на возвращение домой. Будто именно об этом она мечтала всю жизнь. Она навсегда запомнит эти мгновения.
Розали вздрогнула от неповторимого ощущения, когда Алек нежно и бережно полностью освободил ее от ночной рубашки. Задохнулась от нахлынувшего восторга, прижавшись к его напряженной груди. И все время ощущала сладость прикосновений его губ к ее волосам, лбу, щекам.
Алек быстро избавился от бриджей, снова заключил ее в объятия, теперь уже обнаженную. Его сильные, покрытые густыми шелковистыми волосками бедра соприкасались с ее плотью, он целовал ее шею и шептал ее имя. Розали отчетливо ощутила его возбужденное мужское естество, и шок от запретного желания пронзил ее всю. Мучительно нежными поцелуями Алек успокоил ее и продолжил ласкать груди изящными пальцами, посылая телу сладостные волны блаженства. Он опустил голову, чтобы поймать губами один затвердевший бутончик соска и потянул его, нежно поглаживая кончиком языка.
Розали вскрикнула от накала испытываемых чувств. Пробежалась пальцами по его широким плечам, и пока его язык трудился над ее соском, желала еще, нуждалась в большем. Где-то в сокровенных глубинах пробуждался чувственный голод, воспламеняя кровь, как в лихорадке.
— Алек! — Дыхание оборвалось, когда он опустил руку ниже живота и начал исследовать средоточение ее женственности.
Господи! Розали снова изогнулась, крепко зажмурив глаза и инстинктивно раздвинув ноги, когда Алек опустился между ее бедер.
В приглушенном свете горящих свечей она мельком успела разглядеть гордое воплощение его мужественности, длинный ствол, шелковистый кончик у входа в ее лоно. Алек снова опустил голову, чтобы поцеловать ее, его алчущие губы и язык горячо слились с ее ртом.
Одновременно он стал медленно входить в нее. Сначала Розали испугалась, однако вскоре оказалась переполнена чистыми, незнакомыми прежде ощущениями, воплощенным желанием. Алек нежно ласкал ее, поглаживал волосы, грудь, целовал лицо, прижимался губами к трепещущим зажмуренным глазам, шепча:
— Розали… Милая моя Розали.
На это мгновение она вдруг поверила, что он в самом деле ее любит.
А потом что-то произошло. Алек ощутил сопротивление, замер. Подозрения сковали его изнутри.
— Розали, что?..
— Не останавливайся, — умоляла она, прижимая его к себе, изгибаясь, чтобы коснуться плоти, движимая жадной потребностью, неутолимой жаждой физического обладания, неизбывным желанием ощутить его воплощенную мужественность в своем лоне. — Алек, пожалуйста, только не останавливайся сейчас!
Да и как бы ему это удалось? Он вошел глубже. Розали испустила резкий стон, который Алек убаюкал поцелуем, а потом крепче сжал в объятиях, нежно настраивая на свой ритм. Он занимался с ней любовью нежно настолько, насколько способен только очень сильный мужчина. Его пальцы искусно поглаживали мягкие складки ее женственной раковины, чувствительный бугорок, пока ее не накрыла волна невероятного блаженства, которое, думала она, просто не может быть большим, пока она не воспарила в восхитительном, невообразимом экстазе, когда он подвел ее к самому краю чувственной пропасти.
Свой мощный оргазм Алек ощутил несколько мгновений спустя. Наконец тяжелая и нелицеприятная реальность проступила сквозь дурман чувственного наслаждения. Он отодвинулся от нее, все еще тяжко и натужно дыша. Он оказался прав. Она никогда не знала другого любовника.
Проклятье. И как он мог допустить такую ошибку? Легко. Потому что поверил, ведь Розали представлялась вдовой. Тревожные колокольчики впервые зазвонили лишь сегодняшней ночью, когда она поведала отвратительную историю о юном негодяе, пытавшемся ее соблазнить. Что весьма успешно проделал теперь сам Алек Стюарт. Он поднялся и принялся натягивать на себя одежду.
— Ох, Розали. — Голос прозвучал резче, грубее, чем хотелось, ибо это ошибка, глупая ошибка, за которую он был готов мысленно высечь себя плетьми. — Розали, ради бога, почему ты мне ничего не сказала? Как, по-твоему, я мог, не обладая даром чтения мыслей, несмотря на твое мнимое вдовство, вопреки всему, догадаться, что ты девственница?
Ее лицо смертельно побледнело, будто он ударил кнутом. Розали присела на краешек кровати и попыталась натянуть скомканную ночную рубашку, расправляя ее дрожащими пальцами. Гордо вскинула подбородок — манера, которая не уставала его восхищать.
— Я… я притворялась вдовой ради Кэти. Ради нашей безопасности, Алек! И все никак не могла выбрать время, чтобы признаться тебе.
— Даже в моей постели?
— Прости меня.
Он взъерошил волосы. Обман, опять обман. А не лгал ли он сам, скрывая от Розали правду о своем презренном брате?
— Вернемся к земным материям, — устало произнес он. — Когда у тебя в последний раз были месячные?
Она побагровела от унижения.
— Закончились три дня назад, — прошептала Розали.
— Тогда беременность маловероятна. Хоть что-то. — Алек вздохнул и привлек ее ближе к себе. — Завтра мы обсудим все должным образом. Хорошо? — Он нежно развернул к себе ее личико и заметил под прекрасными глазами темные тени.
— Завтра, — повторила Розали. Она казалась замороженной.
Что-то перевернулось у него внутри, он заключил ее в объятия.
— Это еще не конец света. — Его глаза были печальными, хотя голос звучал нежно и ласково. — Мы что-нибудь придумаем, поверь мне. Но пока не расскажем никому о том, что произошло, понимаешь? Погоди, проверю, свободен ли путь, прежде чем проводить тебя в спальню.
И он направился в коридор.
«О господи», — думала Розали, примостившись на краешке разоренной кровати. Что она наделала на сей раз! Он предлагал ей остановиться еще после первого поцелуя. А она опять ему соврала. Поощряла. Стремилась к нему, прекрасно осознавая, что Стюарт никогда ее не полюбит.
А еще смела критиковать Линетт за недостойное поведение! Алек так добр. Но теперь, наверное, решил, что она блудница, как и ее сестра. Розали судорожно вздохнула.
Внезапно она заметила лежащее на столе вскрытое письмо на дорогой почтовой бумаге, написанное прекрасным почерком, источающее слабый аромат гардений. Нечто влекло ее к записке.
«Знаю, это рискованно, мой дорогой, но могу ли я с тобой увидеться на балу у лорда Фэнтона? Нам надо кое-что обсудить».
Розали отвела глаза в сторону. Вспомнила сердитое бормотание Гаррета, также не предназначавшееся для ее ушей: «Она вернулась в город… леди и вправду прекрасна, однако она испортила ему жизнь».
Должно быть, это письмо от той женщины, на которой Алек когда-то собирался жениться, которую любил и потерял, возможно не желая с этим смириться. Как и она.
В комнату вернулся Алек:
— Все спокойно. Я пока подумал… Я собираюсь отослать вас с Кэти к моим друзьям в Мейфэр, где вы будете в большей безопасности.
