Биргер закрыл глаза, снова открыл — но ничего не изменилось. Его храбрую, способную покорить любое государство Европы, рать просто истребляли — быстро, деловито и безжалостно. Шведы ложились под копыта, безоружные и бездоспешные — кто же станет валяться у костра на травке и пить вино в шлеме и с алебардой или копьем, луком на боку, топориком за ремнем или шестопером на поясе, кто станет в такую жару таскать на себе железо без особой нужды? И единственная польза, которую принесла пятнадцатитысячная армия своему командиру — так это то, что русская конница завязла в ее окровавленной массе, которую требовалось рубить и колоть, колоть и рубить. Закованные в железо всадники уже не мчались во весь опор — они двигались неспешным шагом, истребляя тех, кто пытался сопротивляться.
— К оружию! — Стурман вернулся в шатер, снял со столба перевязь с мечом, перекинул через плечо, заткнул за пояс топорик, взял овальный щит с родовым гербом, нахлобучил подшлемник, сверху нацепил шлем — надеть прочие доспехи он просто не успевал. Рядом так же торопливо расхватывали мечи и щиты гости. — К оружию! Трубач, сбор играй!
Трубача поблизости не нашлось, но громкие призывы Биргера сделали свое дело: к нему подтянулись пять-шесть десятков воинов, что оказались поблизости, а также остановились несколько улепетывающих, перепрыгивающих костры, кнехтов.
— Копейщики — вперед! У кого щиты на руках? В первый ряд становись!
В ближних шатрах нашлось полтора десятка копий, три алебарды — и маленький прямоугольник, выстроившись в плотную стену, ощетинился жалами. Неожиданную крохотную армию с ходу попытались разметать несколько дружинников, но одному копье пробило ногу, и он вылетел из седла, у второго стальной наконечник пробил грудь коня, третьему скакуну опытный кнехт рубанул мечом по ноздрям — тот встал на дыбы и скинул всадника. Стурман перевел дух, огляделся, громко закричал:
— Ко мне! Все ко мне! Швеция! Швеция!
Если собрать под знамя хотя бы пару сотен бойцов, отойти к берегу, прикрыть корабли, дать им возможность навести сходни и спустить подкрепление… Русских от силы тысячи три, не больше. Силы, оставшейся на кораблях, вполне хватит, чтобы разметать их и вырвать победу.
Между тем свалившийся с коня дружинник вскочил на ноги, обежал шатер, рубанул веревки, удерживающие центральный столб — и огромная, шитая золотом палатка, взмахнув, словно парусами, белым пологом, стала заваливаться на шведов.
— Ко мне! Новгород, Новгород! — На этот раз соратников сзывал юный князь. Он увидел подрубленный Саввой шатер, падающий на свенов, и отлично понял, что это самый лучший, а может, и единственный шанс сломить остатки сопротивления. — Ур-ра-а!!!
Не дожидаясь подмоги, Александр дал шпоры коню и опустил рогатину, разгоняясь на десятке саженей свободного пространства.
Стурман отскочил на несколько шагов, с ненавистью глядя на собственную палатку, так легко развалившую прочное боевое построение, краем глаза ощутил движение, развернулся, увидел налетающего всадника с развевающимся за плечами алым плащом, пронзительно-голубой взгляд, безусое лицо.
«Юнец!» — облегченно мелькнуло в голове, тело наполнилось спокойствием: сейчас он убьет этого мальчишку, и в отряде появится еще одно копье. Рогатина метилась в грудь — Биргер повернулся правым боком, выдвинул вперед меч, готовясь отпихнуть смертоносный наконечник в сторону, чтобы обратным ударом перерубить коню горло. Однако князя не зря обучали лучшие дружинники и воеводы — в последний момент он поддернул копье чуть-чуть вверх, и оно оказалось на вершок перед переносицей врага. Тот дернул головой в сторону, не успевая вскинуть тяжелые меч и щит, — наконечник чиркнул свена по щеке, резанул ухо и ударил во внутреннюю сторону шлема. Страшный рывок швырнул голову врага назад — так, что хрустнули, подобно ломаемой лучине, позвонки. Ремень под подбородком лопнул, шлем сорвался и отлетел к самой Неве, но воина все равно откинуло на несколько шагов назад, да так, что он сбил с ног двух кнехтов.
— Швеция!!! — Слева на князя кинулся долговязый схизматик. Александр, спасая ногу, подставил под удар клинка свой щит, рванул поводья, пытаясь повернуть скакуна для копейного удара.
— Умри! — Яков наконец нагнал князя, наклонился с седла, пытаясь вонзить свой меч в обманчивую беззащитность бархата. Пиггинг чуть повернулся, и остро отточенный булат, распоров ткань, бессильно скользнул по спрятанным под ним стальным пластинкам.
Русский ратник, не ожидавший, что оружие так легко провалится вперед, потерял равновесие, начал заваливаться с седла, и швед с удовольствием добил его, рубанув чуть ниже шеи. Однако потерянных на быстротечную схватку мгновений хватило, чтобы князь повернул коня и со всей силы ткнул врага рогатиной. Прямого копейного удара бригантина не выдержала, и холодная сталь вошла Пиггингу Длинному в сердце.
Александр отпустил засевшую во вражеском доспехе рогатину, выхватил меч.
— Ой, мама, мамочка… — воя от боли,
[43]
крючился на земле полоцкий ловчий.
— Живой?! — обрадовался князь и принялся рубить последних кнехтов, все еще путающихся в ткани шатра.
Тем временем Дидрик, подхватив раненого стурмана на руки, понес его к ближайшему кораблю. Прикрывая толстяка, к берегу медленно пятились, выставив копья, последние полтора десятка сохранивших выдержку шведов. Заметив это безобразие, в погоню кинулся Миша, но никто из новгородцев его порыва не заметил и не поддержал. Всадника благополучно опрокинули в воду, и пока он, отчаянно ругаясь, барахтался в вязком иле, воины забрались на борт. Шнек с раненым военачальником тут же отошел от берега, а следом за ним стали отваливать от залитого кровью наволока и остальные корабли.
Провожая их, князь с окровавленным мечом в руках въехал в реку почти по брюхо коня, словно боялся от пришедших из-за моря разбойников какого-нибудь подвоха. И лишь когда последний шнек скрылся за излучиной реки, он снова выбрался на берег, спешился, опустился на колени и поцеловал освобожденную землю.
* * *
Кардинала Гемонда шведы подобрали немного ниже Охты, впадающей в Неву с северной стороны. Священник поднялся на борт, окинул взглядом окровавленных людей, что отдыхали на скамьях для гребцов, и, не задавая никаких вопросов, встал на носу корабля.
— Швеция! — простонал стурман Биргер, качнул головой из стороны в сторону. — Швеция, вперед!
Он взмахнул рукой, ударился ею о лавку и открыл глаза.
— Слава Господу, ты жив, брат мой, — перекрестился Дидрик и с силой дернул себя за бороду. — Клянусь святой Бригиттой, твои позвонки трещали так, что я не надеялся снова увидеть твою голову на плечах.
— Что случилось? — Сын Миннешельда приподнялся на локтях, оглядываясь.
— Русский князь едва не оторвал тебе голову, — охотно сообщил рыжебородый, — но Бог оказался на твоей стороне, и все обошлось парой царапин.
