Адреналин, ярость и неверие растаяли, когда она, роясь в комоде, наткнулась в нижнем ящике на аккуратно сложенную военную форму. Хоть американская форма была в серо-белых тонах, а не в синих, как у европейских пилотов, она все же была удивительно похожа на ту, что носила бабушка в дни своей службы.
Скарлет вцепилась в простую белую футболку и плакала в нее так долго, что в конце концов та стала едва ли не такой же грязной, как ее собственная одежда, которую девушка как раз собиралась сменить.
К тому времени как слезы наконец начали высыхать, все тело гудело. Прерывисто дыша, Скарлет перекатилась на спину и стерла футболкой с лица последние мокрые дорожки. До этого, стоило ей перестать плакать, как в голове тут же раздавались слова: «Бабушка умерла», и ее накрывал новый поток. Но постепенно слова утратили смысл, а боль превратилась в оцепенение.
В животе заурчало.
Скарлет со стоном положила на живот ладонь. Интересно, если сейчас просто закрыть глаза и уснуть, тело забудет о том, что не получало пищи больше суток? Она полежала, надеясь, что изнеможение возьмет верх, но желудок заурчал снова.
Громче.
Раздраженно шмыгнув носом, Скарлет схватилась за верхнюю полку и села. Голова кружилась от слабости и обезвоживания, но Скарлет удалось доковылять до двери.
Едва дверь открылась, как в кухне раздался грохот. Она бросила взгляд через коридор и увидела там Волка с консервной банкой в руке.
Шагнув в полосу света, льющегося из кухни, Скарлет разглядела нарисованные на этикетке ярко-красные помидоры. Судя по огромным вмятинам на боку, Волк пытался открыть банку молотком для отбивания мяса.
Он поднял взгляд. К счастью, не у нее одной лицо было пунцовым.
– Зачем здесь еда, если ее так трудно достать?
Скарлет прикусила губу, пряча слабую улыбку – было трудно сказать, жалостью она вызвана или умилением.
– Ты не пробовал консервный нож?
На лице Волка появилось недоуменное выражение, и она, обойдя вокруг стола, порылась в верхнем ящике.
– У нас, землян, много всяких приспособлений, – сказала она, вытащив нож, затем воткнула его в банку и медленно открыла.
Уши Волка залились краской. Он отогнул крышку и хмуро посмотрел внутрь, на ярко-красную массу.
– Я ожидал несколько другого.
– Ну, они не прямо с грядки, как ты привык, но придется обойтись тем, что есть. – Покопавшись в шкафу, Скарлет вытащила банки оливок и маринованных артишоков. – Вот, будет закуска.
Она почувствовала едва ощутимое прикосновение к волосам и отстранилась. Волк уронил руку и схватился за край стола.
– Извини. У тебя… Волосы…
Поставив банки, Скарлет ощупала затылок и обнаружила гнездо из спутанных колтунов.
– Может, сам попробуешь справиться с консервами? – И она протянула оливки Волку.
Бездумно распутывая волосы, Скарлет нашла вилку и уселась за длинный стол. На нем было вырезано множество инициалов, и это напомнило ей камеру в оперном театре. Хотя находиться на корабле было куда приятнее, чем в подвале, стены все равно давили на нее так, что она едва не задыхалась. Ей подумалось, что бабушка скорее всего служила на таком же корабле. Ничего удивительного, что та вышла в отставку и перебралась на ферму, где сколько душе угодно неба и горизонта.
Только бы Эмили продолжала присматривать за животными.
Разобравшись со всеми колтунами, какие смогла найти, Скарлет пригладила волосы обеими руками, а потом открыла артишоки. Подняв взгляд, она заметила, что Волк так и стоит с оливками в одной руке и помидорами в другой.
– Все нормально?
В его глазах что-то сверкнуло. Паника, как ей показалось. Возможно, страх.
– Зачем я здесь? – спросил он. – Почему ты меня не бросила?
Она опустила взгляд и наколола артишок на вилку, глядя, как масло капает обратно в банку.
– Не знаю. У меня как-то не было времени взвесить все «за» и «против». – Артишок плюхнулся обратно в маринад. – Но оставлять тебя там было бы неправильно.
Он повернулся к ней спиной, поставил банки на кухонную стойку и взял консервный нож. С третьего раза у него получилось приставить его куда надо и открыть банку с оливками.
– Почему ты мне не рассказал? – спросила Скарлет. – Пока мы еще не доехали до Парижа?
– Это не имело значения. – Он поставил открытые банки на стол. – Ты все равно решила бы идти за бабушкой. Я подумал, если смогу поговорить с Джейлом, убедить его, что ты для нас бесполезна… что тебя можно отпустить… Но это можно было сделать, только оставаясь верным ему.
Скарлет снова подцепила артишок и сунула в рот. Не хотелось думать обо всех этих «если». Перебирать все непринятые решения, которые могли бы помочь им с бабушкой вернуться на ферму невредимыми. Она даже не знала, существовали ли такие решения вообще.
Волк опустил взгляд и уселся на скамью напротив, кривясь от боли при каждом движении. Устроившись, он вытащил из банки помидор и засунул в рот. Сморщил нос. Вид у него стал такой, будто он случайно проглотил червяка.
Скарлет прижала руку ко рту, чтобы не хихикнуть.
– Сразу начинаешь ценить помидоры с моего огорода, а?
– Я ценю все, что ты мне дала. – Он поднял оливки и понюхал, снова ожидая подвоха. – Хоть и не заслуживаю ничего из этого.
Скарлет прикусила губу. Едва ли он имел в виду продукты.
Наклонив голову, она потянулась вилкой к банке оливок в руке Волка и наколола сразу две.
Они ели в тишине. Волк обнаружил, что оливки ему нравятся, и кое-как проглотил еще два расплывшихся помидора, а потом Скарлет дала ему попробовать артишоки. То и другое общим решением было признано съедобным.
– Сюда бы хлеба, – вздохнула Скарлет, окидывая взглядом открытые полки у него за спиной, полные разномастных тарелок и кружек с эмблемами Американской Республики.
– Прости меня.
По ее рукам побежали мурашки. Она наконец осмелилась посмотреть на него, но он уперся взглядом в банку помидоров, едва не сминая ее в кулаке.
– Я отобрал у тебя все, что ты любила. И твою бабушку…
– Волк, не надо. Хватит. Ничего уже не изменить, и… ты ведь дал мне чип. И спас от Рэна.
Он ссутулился. Волосы у него на голове с одной стороны привычно торчали в разные стороны, с другой были склеены засохшей кровью.
– Джейл сказал, что собирается тебя пытать. Что это должно заставить твою бабушку заговорить. А я просто не мог…
Скарлет, содрогнувшись, зажмурилась.
– Я знал, что меня убьют, если узнают, но… – Он резко выдохнул, с трудом находя слова. – Наверное, я понял, что лучше умру, предав их, чем буду жить, предав тебя.
