– Единственное, что я помню… – страх. – Теперь он сам смеется, но лучше бы плакал. – Я, собственно говоря, утонул бы, если бы девушка-спасатель меня не вытащила. Я думал, что умру. – Он опять издает этот странный смешок. – Отец в ярости выбежал, а я просто сидел в объятиях этой девушки и кашлял.
У меня на глаза наворачиваются слезы, а Оливер улыбается. На этот раз искренне. Наверное, он рад, что смог кому-то об этом рассказать.
– Знаешь, что странно? Мне было так хорошо рядом с этой девушкой-спасателем, я чувствовал себя в безопасности. Мне хотелось уйти домой вместе с ней, может быть, зажить совсем другой жизнью.
– Жесть, – только и могу произнести я, хотя знаю, что выгляжу как тупая тусовщица. Я допиваю теплую колу.
– Когда я вернулся домой, у меня на кровати лежала виолончель. Мама купила ее, не посоветовавшись с отцом. Ей рассказали, что произошло.
Темнеет, начинается небольшая морось, но меня не пугает перспектива промокнуть или выглядеть лохматой из-за распушившихся от влаги волос. Единственное, чего мне сейчас хочется, – это оставаться здесь, на этом месте, и чтобы ничего не менялось.
– С тех пор музыка стала единственным моим прибежищем. И иногда, когда я встречаю людей с грустными или недовольными лицами, мне хочется взять и надеть на них наушники, понимаешь?
Я чувствую то же самое, и мне хочется во все горло крикнуть «Да!», но вместо этого только улыбаюсь и киваю. Мы сидим и молча разглядываем прохожих. Морось превращается в дождь. Он поднимает голову и смотрит в небо.
– А что для тебя «Поющие под дождем»?
Я недоуменно моргаю, и он объясняет, что всегда очень любил свою бабушку по матери. Она была балериной и за свою жизнь сменила трех мужей. Последние недели жизни Оливер читал ей вслух. Он не совсем осознавал, о чем книга, но старался читать так, будто знает историю и рассказывает ее наизусть. Приятно смотреть, как светятся его глаза, когда он рассказывает о бабушке, однако я все еще не понимаю, при чем тут «Поющие под дождем».
– Это был ее любимый фильм, и она всегда говорила, что у каждого есть такой фильм, который заставляет тебя смотреть на вещи по-другому.
Мне даже не приходится думать над ответом:
– «Свидетель».
Он улыбается:
– Харрисон Форд.
– Да. Ты знал, что он впервые снялся в кино, когда ему было тридцать семь?
– Ну, некоторым приходится ждать. А почему «Свидетель»?
– Это очень мрачный фильм, но он потрясающе снят. И я обожаю амишей, такое чувство, что они из другого мира. Я была на съемках в Пенсильвании с отцом и там познакомилась с семьей. Я подарила девочке свой старый айпод, и ей пришлось прятать его от родителей.
– Только не говори мне, что ты доила коров.
– Фу, нет, конечно!
Через несколько минут выходит сам Коул. Он закуривает и вприпрыжку спускается по лестнице. Мама ненавидела табачный дым. Однажды она нашла в кармане моей куртки сигареты и пришла в ярость. Это были сигареты Жанин, но я не стала говорить – это бы выглядело глупым враньем. Она бы никогда не вынесла курильщика рядом с собой. Наверное, Коул недавно начал курить. Он выглядит старше, чем на фото. И не таким уверенным, слегка сутулится.
Оливер толкает меня, и я шепчу, несмотря на то что Коул с другой стороны улицы, разумеется, не мог нас слышать:
– Я не представляю, что ему сказать.
– Ну, – отвечает Оливер тоже шепотом, – если ты хочешь докопаться до сути того, что случилось с твоей мамой, я бы советовал тебе с ним подружиться.
Я встаю, но к этому времени Коул успевает докурить и возвращается в дом. Я подбегаю к краю тротуара, но в этот момент мимо проезжает длинный лимузин, и мужчина успевает закрыть за собой дверь.
Оливер приветствует мое возвращение фразой:
– Ты такая милая, когда злишься.
Наши бедра слегка соприкасаются, и я чувствую, что между нами пробегает ток, тепло наших тел смешивается.
Некоторое время ничего не происходит. Мы просто сидим. Люди часто пытаются о чем-то говорить, чтобы заполнить разделяющее их пространство. О погоде, о чем угодно, лишь бы слышать собственный голос. Мы с Оливером просто сидим, молча наблюдая за жизнью города.
– Я думаю, что наше приключение подошло к концу, – говорит он наконец.
Поднимается ветер, и мир накрывает тень. Неожиданно раздается гром, и начинается ливень. Навес над нашей лестницей совсем маленький, поэтому мы вынуждены стоять совсем вплотную. Мне приходится напоминать себе, что я не в одном из отцовских фильмов. Мы смеемся над собой и дождем. Успокоившись, Оливер касается моего лица, и я знаю, что сейчас произойдет. Эти губы, о которых я так долго мечтала, касаются моих, и я закрываю глаза.
Глава 19
Продается
Теперь, когда Оливер поцеловал меня, я чувствую себя неуязвимой. В школе я смело смотрю обеим Рейчел прямо в глаза. Не могу передать, какое это приятное чувство. Как глупо с моей стороны было пытаться с ними помириться. Мы с Жанин садимся в столовой за столик напротив Рейчел. Перед ними стоят йогурты и маленькие пластиковые чашечки с дольками мандаринов. Мы едим куриное филе. Когда мама умерла, только еда напоминала мне, что я все еще жива. Все думали, будто аппетит должен был пропасть, но я чувствовала себя обескровленной, и ела больше, чем обычно. Многие пытаются заглушить едой тоску, но для меня она стала необходимостью. Думаю, все девочки в этой столовой будут переживать из-за еды и веса, когда станут постарше, но зачем беспокоиться раньше времени? Наш обмен веществ сейчас работает с бешеной скоростью, большая часть из нас напоминает кроликов из рекламы «Энерджайзер», так что какой смысл сходить с ума из-за еды? Рейчел даже не допивают свой йогурт.
Я знаю, у Жанин есть определенный опыт взаимоотношений с мальчиками, так что после обеда, пока мы ждем школьного собрания, принимаюсь ее расспрашивать.
– А почему ты спрашиваешь? Все еще сходишь с ума по соседу?
– Да. Мы вчера поцеловались! Он такой милый.
– Молодцы. Только держись подальше от хот-догов.
Я улыбаюсь. Мне нравится в Жанин ее чувство юмора. Ей хватило ума понять, что она сделала ошибку, но теперь надо жить дальше. Жанин может посмеяться над собой, значит полдела уже сделано. Странно, но она говорит, чтобы я не торопилась и была полностью уверена, что это мне нужно.
У нас в школе есть девочки, которые носят дурацкие браслеты и постоянно говорят о воздержании. Честно говоря, мне они кажутся жуткими. Даже учитель по здоровому образу жизни говорит, что это наш выбор и мы должны всегда быть уверены в безопасности и знать о возможных последствиях. Помимо тех девочек, почти все в нашем классе уже как-то экспериментировали. Я знаю, что в этом вопросе несколько отстала от прочих, но не считаю себя синим чулком. Когда мама умерла, мне было не до этого, и я временно сошла с дистанции.
