Всплеск воды, когда Адам погружал меня, странно зазвенел в ушах, а потом наступило безмолвие, которое нарушал только звук биения моего сердца, и этот панический стук оглушил меня. Пока он удерживал меня под водой за плечи, я чувствовала, как заполнились водой ноздри, как вынырнули и задергались ноги, когда вспыхнул инстинкт самосохранения, и я попыталась спастись, вырываясь из-под воды. После нескольких секунд, которые длились вечность, он вытащил меня за связанные запястья. Я набрала полные легкие воздуха, но где-то с полминуты продолжала чувствовать себя, словно я все еще под водой.
Я не успела понять, что происходит, как он положил мне на лоб руку и опустил меня под воду.
Мои длинные волосы намокли и прилипли к лицу. Адам убрал их, и я уставилась на него со смешанным чувством благоговения и страха, щурясь сквозь ресницы с мерцающими на них капельками воды.
— Все нормально? — спросил он.
Я не отрывала от него глаз, так нуждаясь в поддержке и доброте, которые я видела в его глазах. Я никогда не чувствовала себя настолько беспомощной, как будто в его руках была вся моя жизнь. В носу кололо от воды, которую я вдохнула от неожиданности в тот момент, когда он опустил меня под воду. Дыхание было прерывистым. Но я знала — я могу ему доверять. Знала и поэтому, несмотря ни на что, хотела только одного — продолжения. И я кивнула.
— Вдохни поглубже, — сказал он. Я опять кивнула, и внезапно мир начал ускользать. Адам снова опустил меня под воду. В этот раз я пробыла там дольше, секунд десять. Может быть, больше. К тому времени, когда он извлек меня, сердце выскакивало из груди, а легкие горели огнем.
Некоторое время он продолжал, поочередно то опуская меня под воду, то вынимая, чтобы я отдышалась. В какой-то момент он быстро опустил и поднял меня несколько раз подряд; я задыхалась, вода брызгала на кафельный пол, на его одежду. Он не обращал на это внимания. Я ничего не могла сделать, но заметила, что его джинсы туго натянулись между ног. Могло показаться, что я не единственная, кто наслаждается моментом, несмотря на необычность ситуации.
Когда он закончил, то приказал мне встать и повернуться лицом к стене. Со связанными руками это оказалось удивительно трудной задачей, но он помог мне. Последнее, что я отметила перед тем, как отвернуться от него, что его рубашка теперь тоже мокрая.
— Выстави зад и раздвинь ноги.
В обычной ситуации такой приказ вызвал бы у меня чувства беззащитности и смущения, но сейчас — неужели сейчас тот самый момент, когда я к этому привыкла? — я была рада, что стою к нему спиной и не вижу его, и есть возможность вернуть самообладание. Хотя времени для этого было немного — я ошибалась, предполагая, что он выполнил самые трудные пункты своего плана. Я, безусловно, выдавала желаемое за действительное.
Краем глаза я видела, как он взял с бортика ванны бутылку геля для душа, и у меня мелькнула мысль, не собирается ли он поиметь меня ее изогнутым горлышком. Теперь я знаю: это было бы менее унизительно, чем то, что он сделал.
Он мыл меня. Набрав полные руки геля, он втирал его в мою спину, ягодицы, ноги. Потом тер мыльной рукой у меня между ног, тихонько посмеиваясь от того, как слабели мои ноги от его интимных прикосновений, и я цеплялась за стену. Но потом наступила та часть действия, которая заставила меня громко всхлипнуть от стыда. Он тер щель между ягодицами, вверх и вниз, а потом его намыленный палец проскользнул внутрь, наполовину моя меня, наполовину трахая. Я закрыла глаза, попробовала прогнать замешательство от штурма, пытаясь бороться с неизбежным раздражающим возбуждением.
Когда он посчитал меня достаточно чистой, то приказал мне повернуться и сесть и принялся мыть меня спереди, проделав очень тщательную работу по отмыванию моей груди. Я бы, конечно, закатила глаза от такой демонстративности, если бы чувствовала в себе силы взглянуть ему в лицо, но в тот момент я совершенно не могла этого сделать.
Он взял на руку немного шампуня и принялся мыть мои волосы; прикосновения его пальцев сделали меня покладистой и наполовину сонной от его заботы. Пену с волос он смывал тщательно, убедившись, что душевая головка повернута под правильным углом и он не направляет воду мне в глаза, а мыло стекает по спине, а не по лицу. Его заботливость была нереальной. Он был нежен, а прикосновения легки, когда он помогал мне подняться, чтобы помыть меня из душевой насадки (он, несомненно, чувствовал необходимость промывать мой клитор в два раза дольше, чем другие части тела). А потом я все же вытаращила глаза, но он только улыбнулся, подавая мне руку, и я смогла выйти из ванны.
В очередной раз он снял теперь уже мокрую веревку с моих запястий и обернул меня пушистым теплым полотенцем. Я уткнулась в него, когда он это делал, и он поцеловал меня в лоб. Я поцеловала его шею, он вздрогнул, и я улыбнулась ему в лицо.
Когда он вытер мне волосы, то сказал, чтобы я возвращалась в спальню и укладывалась на кровать. Я сделала, как было сказано. Когда Адам вошел в спальню, то был уже раздет, а член его стоял. Он забрался на кровать и, стоя на коленях между моих ног, поднял и раздвинул их. От такого осмотра я снова покраснела.
Он потянулся к тумбочке за лубрикантом и немного выдавил на палец, а затем наклонился, чтобы намазать мою задницу, и медленно пробрался пальцем внутрь, заставив меня задохнуться. Он опять быстро схватил тюбик, выдавил содержимое на член и размазал по всей его длине.
Потом он обхватил меня за лодыжки и, удерживая мои ноги вверх и в стороны, приставил головку члена к заднему проходу. До этого у меня был анальный секс, но меня всегда нагибали. Сейчас я смотрела Адаму в глаза в то время, пока он медленно и осторожно просовывал член внутрь.
Это было унизительно, стыдно и безумно эротично. Мой предыдущий опыт анального секса не всегда был удачным — зажатость и страх боли (что само по себе нелепо) приводили к тому, что часто он проходил непросто. Но Адам хорошо меня подготовил — мое тело было готово принять его. Я обвила руками его шею, когда он начал, медленно скользя внутрь и наружу.
Я выставила зад ему навстречу, молча подгоняя его идти дальше, глубже. Адам шептал мне в ухо, рассказывая, что я обязательно кончу от траханья в задницу, потому что я грязная потаскушка, и совершенно ясно, что повернута на этом. Я уже получала оргазм от анальных игр, даже от анального секса, но ни разу не обходилось без какого-нибудь дополнительного стимулирования. Тем не менее, когда я уже открыла рот, чтобы сказать ему, что никогда не кончу таким образом, оргазм сразил меня.
Пока мое дыхание восстанавливалось, он улыбался мне со своим обычным самодовольным выражением лица. И я не знала, то ли поцеловать его, то ли дать пощечину — неразрешимая дилемма нашей сексуальной жизни. Я еще не успела определиться, а он уже снова трахал меня, быстрее и грубее, чем до этого, рассказывая, какая я тугая и как сильно он хочет кончить от этого. И, не успев договорить, кончил.
Жить вдвоем было замечательно. Я беспокоилась, что может оказаться неудобно делить жизненное пространство с кем-то после стольких лет одиночества, но это было прекрасно. Адам был самым лучшим соседом, с каким я когда-либо жила, — он сам складывал посуду в посудомоечную машину и вообще был такой чистюля во всем, что меня это совершенно устраивало. Единственной проблемой, которая требовала некоторого урегулирования, по иронии судьбы оказался секс.
