В первый раз Мардохей занял у сидонцев немного и отдал вовремя. Во второй – попросил отсрочки и увяз навсегда, потому что каждая отсрочка ведет к утраиванию процентов, а долг при этом начинает расти быстрее, чем живот у беременной женщины.
Мардохей превосходно считал в уме и память имел превосходную. Каждое утро, проснувшись, он начинал день с того, что говорил себе: «Мой долг сидонцам вырос до таких-то пределов». Затем он думал о том, сможет ли сегодня предпринять что-то для сокращения этого долга… Так и жил.
В последнее время, то есть незадолго до Исхода, Мардохей надеялся на большой поход фараонова войска, при подготовке которого из казны выделяется много средств. Для того чтобы казна не опустела, народ облагается внеочередными податями, при сборе которых непременно возникает некоторая неразбериха, поскольку хорошо отлаженный процесс взимания податей не терпит ничего внеочередного. Во время этой неразберихи и можно урвать немного из казны фараона так, что никто не заметит. Какие-то крохи, чего их замечать? А то, что для фараона крохи, для Мардохея – избавление от веревки душителя.
К огромному сожалению Мардохея, внеочередные подати предстояло собирать без его участия, так как фараон, разгневавшись на Моисея с Аароном, а через них и на всех евреев, ведь они говорили от имени всех и старались для всех, приказал заменить служащих ему евреев на египтян. Только для воинов из колена Эфраимова было сделано небольшое послабление, потому что воинами они были хорошими, но и им начали чинить притеснения, от которых они сами, по своей собственной воле, оставляли службу в войске фараона.
Мардохей происходил из колена Данова, славящегося своим умом, отец и дед его были почтенными людьми, да и на Моисея он произвел превосходное впечатление своими способностями. Благодаря всем этим обстоятельствам Мардохей стал начальником над всеми писцами и благодаря этой должности был в курсе всего, что касалось жизни народа Израилева. Сам он надеялся стать казначеем и поправить свои дела, но судьба распорядилась иначе. Казначеем при Моисее стал Манассия, сын Элона, так же, как и Мардохей, происходивший из достойных представителей колена Данова. Они даже были в дальнем родстве – прабабка Манассии со стороны отца приходилась теткой деду Мардохея, отцу его матери. Про такое родство в шутку говорят: «Его коза моей овце соседка» и никакого значения ему не придают. Мардохей и не надеялся, что Манассия может ссудить его средствами, взяв их из казны. Для родного брата такое еще можно сделать, но для столь дальнего родственника – навряд ли.
Посланец от сидонцев явился в первый день Исхода, когда люди сделали остановку для того, чтобы помолиться и пообедать. Мардохей в одиночестве сидел в повозке (он не любил есть на людях, находя это некрасивым, и не любил смотреть на жующих) и ел лепешку, в которую был вложен кусок соленого сыра. Мардохей любил соленое, совсем как женщина, находящаяся в тягости.
Незваный гость уселся, скрестив ноги, напротив Мардохея. Пахло от посланца сидонцев скверно – давно не знавшим мытья телом и прогорклым бараньим жиром, да и выглядел он неопрятно – волосы свалялись, борода клочьями, пыльная одежда в заплатах и прорехах. Бедный странник – лучшая личина для путешествия в одиночку, потому что ни у кого не может возникнуть желания ограбить бедняка и, вообще, обращать на него внимание. Но взгляд у пришедшего был властный, и держался он уверенно, даже слишком – вошел и сел, не спрашивая позволения, не попросил прощения за то, что прервал трапезу.
Мардохей сразу понял, кто перед ним. Нутром почувствовал.
То, что посланец пришел не таясь, днем и не показал первым делом веревку, внушало надежду. Посланец сказал, что долг можно покрыть не только деньгами, но и услугами. «Сидонские ростовщики щедро платят за ценные сведения, – сказал он, – и тем, кто выполняет их поручения, они тоже хорошо платят». Мардохей сначала обрадовался такой возможности, потому что уже готов был проститься с жизнью и вдруг получил надежду, но узнав, что от него требуется, радоваться перестал.
«Зачем вам это? – спросил он (посланец, судя по выговору и манерам, тоже был из сидонцев и не из простых). – Какую выгоду преследуете вы, помогая фараону?»
«Твое дело исполнять, а не спрашивать! – грубо ответил сидонец, но тут же смягчился и пояснил: – Ваш народ может составить нам конкуренцию, ибо вы умны, расчетливы и умеете наживать состояния. Обретя свободу, вы очень скоро распространите свое влияние на соседние народы. Лучше будет, если все останется, как прежде. Постоянство – великое благо, и нет в мире ничего ценнее его»
«Постоянство не может быть благом для тех, кого угнетают! – возразил Мардохей, возмутившись. – Даже рабы имеют надежду на изменение своей участи и меняют ее при первой же возможности! Как могу я предать свой народ и помогать врагам его?! То, что лучше для вас, совсем не лучше для нас!»
Сидонец взмахнул руками и рассмеялся гнусным скрипучим смехом. Смеялся он громко, не стесняясь, запрокидывая голову и хлопая себя ладонями по толстому животу (дородность – свойство сидонцев), а когда насмеялся вдоволь, то сунул правую руку за пазуху, достал оттуда красную, как кровь, веревку и помахал ею перед лицом остолбеневшего от ужаса Мардохея.
«Твое время истекло, – сказал он, улыбаясь улыбкой, от которой кровь стыла в жилах. – Срок платежа пришел, и больше никто не намерен давать тебе отсрочку. Расплатись, а чем расплачиваться – жизнью, золотом или услугами, выбирай сам. Такова вторая твоя привилегия…»
«А к-к-какова п-п-первая?» – заикаясь, хотя никогда до сих пор не заикался, спросил Мардохей.
«К тебе послали меня, человека, с которым можно договориться, а не глухонемого, умеющего только душить!» – улыбка сидонца стала еще шире, а взгляд налился тяжестью.
Мардохей ощутил страх, точнее не страх, а ужас. То был холод, мгновенно разлившийся по жилам, тяжелый холод. Несмотря на полуденный зной, Мардохея зазнобило и он начал стучать зубами.
Сидонец недобро усмехнулся, перехватил веревку за концы и посмотрел на худую длинную шею Мардохея, словно примериваясь. Мардохей понял, что еще мгновение и выбирать уже будет поздно.
«Я расплачусь услугами», – быстро сказал он, проклиная в уме тот день, когда его угораздило связаться с проклятыми сидонскими ростовщиками, которые не выручают из беды, а ввергают в еще худшую беду.
До поры до времени сидонцы улыбчивы, сладкоречивы, и это располагает к ним, заставляет забыть об осторожности. «Бери, сколько требуется», – говорят сидонцы, и берешь, не задумываясь. «Отдашь при возможности», – говорят они, и создается впечатление, что эти добрые люди способны ждать чуть ли не вечно. Добрые люди? Если бы только знать, на что способны эти «добрые» люди. Но так уж устроен человек, что глядя на злоключения ближнего своего, говорит он: «Это меня не коснется» и искренне верит в это до тех пор, пока провидение позволяет ему верить.
«Или жизнью», – усмехнулся сидонец, убирая веревку за пазуху.
Теперь он смотрел на Мардохея дружелюбно, даже с приязнью. Мардохей слегка воспрянул духом и только сейчас понял, как ему повезло. Живая собака лучше мертвого льва. Жизнь – самое ценное, что есть у человека, и ею никогда не стоит расплачиваться по долгам. Чем угодно, но только не жизнью…
