– Воняет хуже, чем у шакала под хвостом!
Моисей осторожно поднес открытый флакон к носу и подтвердил:
– Да уж, запах отвратительный. Что это такое?
– Не знаю, – покачал головой Элиуд. – Но явно не яд. Яды не бывают такими вонючими, да и Мардохей, будь при нем яд, предпочел бы отравиться, а не падать на кинжал.
Мардохей, перевернутый Элиудом на спину, так и лежал с кинжалом в груди посередине шатра. Моисей еще не решил, как объявить народу о смерти начальника над писцами.
Желая получше познакомиться с находящейся во флаконе жидкостью, Моисей капнул себе на левую ладонь пару капель. Жидкость оказалась мутноватой, а цвет ее по столь малому количеству определить не удалось.
– Заткни пробкой и спрячь, – распорядился Моисей, возвращая флакон Элиуду. – Это какая-то ценная жидкость иначе бы ее не хранили с такими предосторожностями. Покажу Аарону и Иофору, вдруг они ее узнают.
Вдруг левую ладонь обожгло огнем. Моисей вскрикнул, посмотрел на нее и успел заметить мелькнувший язычок пламени. Если бы он не успел передать флакон Элиуду, то непременно бы выронил его от неожиданности. Кожа в том месте, где была жидкость, покраснела, как от ожога.
– Давай-ка выйдем, – сказал Моисей Элиуду. – И ларчик прихвати с собой.
Отойдя от шатра на четыре шага, Моисей взял у Элиуда ларчик, достал оттуда один комок ниток и попросил Элиуда вылить на него несколько капель из флакона.
– Смотри, чтобы не попало на одежду, – предупредил он.
Спустя малое время (Элиуд успел закупорить флакон и положить его в ларчик, но сам ларчик еще не закрыл) нитки вспыхнули огнем.
– Вот тебе и ответ! – сказал Моисей. – А я-то все думал, как Мардохей ухитрился незаметно поджечь припасы, да еще в нескольких местах! Факела у него не было, маленькую жаровню с углями незаметно под одеждой не пронесешь, а тут вот, оказывается, что. Поистине неистощимы на выдумки египетские жрецы!
Народу было объявлено, что начальник над писцами Мардохей, сын Лабана покончил с собой, пребывая в расстройстве по поводу гибели припасов, находившихся под его попечением.
Еды почти не оставалось, люди доедали последние из своих запасов.
Глава 20
Два покушения
– Я видела плохой сон, – сказала Ципора, едва только Моисей, разбуженный звуками труб, открыл глаза.
Она уже встала и подметала пучком ветвей ковер, который скоро предстояло свернуть. Сегодня предстояло идти дальше. Полог шатра был откинут, но обзор закрывала чья-то широкая спина – Амосии или Иеффая.
– Если снятся хорошие сны, то должны сниться и плохие, – сказал Моисей, подшучивая над чрезмерной мнительностью жены.
Пару раз на его памяти, еще во время житья у тестя, случалось так, что, увидев во сне что-то неприятное, Ципора весь день не выходила из дома и ни на шаг не отпускала от себя сыновей. И напрасно было объяснять ей, что сны не обязаны сбываться, или спорить, переубеждая. У жены было мало поводов для настойчивости, но если уж она стояла на своем, то переубедить ее было нельзя. Невысокая худенькая женщина с острым носом и улыбчивым лицом (настоящая птичка, редко кому так подходит имя!) превращалась в расставившего ноги гиппопотама, которого и двадцать воинов не сможет сдвинуть с места.
– Мне снилось, что ты тонешь в черной воде, – Ципора прекратила подметать ковер и обернулась к мужу. – Бьешь руками, барахтаешься, но не можешь выплыть. Вода вот-вот поглотит тебя с головой, а я стою на суше и не могу ничего поделать, ничем не могу тебе помочь, потому что ты далеко, а плавать я не умею! Так вот стояла и плакала!
– Я утонул? – поинтересовался Моисей, приподнимаясь на локте.
– Не знаю, – Ципора вздохнула так, как могла вздыхать только она, громко и долго-долго. – Сердце мое переполнилось болью, я вскрикнула и проснулась. Проснулась и увидела, что ты лежишь рядом, услышала твое дыхание, вдохнула запах твоего тела и так обрадовалась, что до рассвета возносила хвалу Господу нашему, который хранит тебя и всех нас! Но будь осторожен сегодня, Моисей! Заклинаю тебя – ради детей наших будь осторожен!
– Успокойся, жена! – попросил Моисей. – Я осторожен и буду осторожным, а все остальное в руке Господней! Ты же знаешь, что я не люблю начинать день с плохого! Разве не твой отец говорит: «Как начнешь день, так его и закончишь»?
– Ты жив и здоров, муж мой! – воскликнула Ципора, у которой на каждое слово находилось в ответ три. – Ты жив и здоров, и разве это не хорошо?! Пусть недруги наши начинают день с плохого, а ты сейчас поешь, сядешь на своего коня и поведешь нас туда, где одни реки текут молоком, а другие медом… Скажи мне, а что они и в самом деле текут молоком и медом?
– Не знаю, – ответил Моисей, забыв о своем раздражении и улыбаясь. – Кто сподобится дойти – тот увидит.
Хорошего начала дня не получилось – за ночь в стане произошло несколько стычек, связанных с продовольствием. Где-то поймали воров и долго их били, в назидание не только им, но и тем, кто соблазнится их примером, кто-то заявлял права на чужой мешок с зерном, кто-то под покровом ночи крал чужих овец, а в колене Рувимовом пропала лошадь, и, как подозревали, украли ее не для того, чтобы на ней ездить.
– Нужда ожесточает сердца, – вздыхал Аарон, – надо что-то решать с пропитанием.
– Мы мало взяли с собой еды из Египта! – кричали некоторые.
– Сколько было у нас, столько мы и взяли! – отвечали рассудительные. – Нельзя же взять больше, чем имеешь! Не могли же мы грабить амбары египтян, тогда бы они ополчились против нас и не дали бы уйти.
– Что нам делать? – спрашивали Моисея.
– Уповать на Господа и учиться у кочевников, которые всю свою жизнь проводят в пустыне и питаются от ее щедрот, если это можно назвать щедростью, – отвечал он.
По поручению Моисея Ахиезер, сын Аммишаддая, начальник колена Данова, занялся организацией поисков пропитания и снабжения им народа. В помощь ему Моисей отрядил сыновей Гирсама и Элеазара, чтобы те были при деле и привыкали заботиться о благе народа. Новым начальником над писцами стал Исаак, сын Нахума из колена Данова, бывший ближайшим помощником Мардохея и сильно похожий на него внешне. Моисей очень надеялся, что внешним сходством дело и ограничивается.
Иногда начинало казаться, что тайной сетью фараона опутаны все…
– Уныло идем сегодня, – сказал Аарон, когда солнце поднялось наполовину. – Вечером соберу старейшин и пойдем к людям. Мы уже столько всего благополучно пережили, что пора отвыкать от уныния. Не запоешь ли ты, брат мой, песню во славу Господа, чтобы поднять дух людей?
– Сейчас будет лучше, если я восхвалю Господа тихим словом, – возразил Моисей, – иначе все скажут: «Нам грозит голодная смерть, а Моисею нет до этого дела». Славно воспевать хвалу Господу, но нет ничего хуже того, когда один произносит ее, а все остальные молчат.
