Пошли голоса:
– С крейсера.
– С эсминца.
– С тральщика.
Еще один с тральщика.
– Подводник.
– С линкора.
– С лидера.
– С буксира.
– С канонерской лодки.
– С торпедного катера.
И даже один рябоватый матрос оказался каким-то хозяйственным чином из флотской портовой прачечной.
Посмотрел старшина на морских пехотинцев. Еще раз сосчитал отделение. Ровно одиннадцать человек. Вспомнил Романов игру в футбол.
– Сборная флота! – с усмешкой сказал Романов.
Когда наши высаживались на Малую землю у Станички, отделение старшины Романова сошло на берег одним из первых.
Встретил берег бойцов огнем.
Высадились десантники вблизи рыбзавода. Недалеко от этих мест проходила железнодорожная насыпь. Рядом с насыпью сильная огневая позиция врага.
Бьет пушка. Строчат пулеметы.
Залегли краснофлотцы.
Ночь. Пока темно. Не скоро наступит рассвет. Окажутся десантники перед фашистами как на ладошке.
Выход один – немедленно фашистов атаковать.
Разбил старшина Романов отделение на три части. Одну из них в составе трех человек оставил лежать у насыпи. Двоих выдвинул вперед. Задача и тех и других огнем отвлекать фашистов. Остальным приказал ползти за собой. Двинулась группа к вражеским позициям.
Перешептываются десантники:
– Есть и защитники, есть и форварды.
Подобрались поближе к врагам черноморцы.
Гранаты в руки.
– Ура! Вперед!
Перебили в бою моряки противников. Захватили трофеи: два пулемета и пушку.
Собрались вместе. Сосчитал бойцов Романов – ровно одиннадцать. Смотрит Романов на пушку, на два пулемета.
– Неплохо, неплохо… Выходит – 3:0.
– Так ведь сборная флота! – в ответ десантники. И дальше отважно сражались умелые воины. Часто звучала в те дни команда:
– Сборная флота, стройся!
Подарок
Шалва Татарашвили и Петр Верещагин – друзья-приятели. Особенно здесь, на Малой земле, сдружились. Вместе сражались. Вместе окопы, траншеи рыли. Вместе в разведку к врагам ходили.
Случалось, не пробьются к Малой земле катера с продуктами – последнюю корку на равных ели.
Случалось, с пресной водой перебои – последний глоток пополам делили.
Не бывало, случалось, соли – друг другу тянут ее крупицу.
В атаках и стычках с фашистами старались быть непременно рядом. Друг друга в бою страхуют.
И вот узнает Верещагин, что приближается у Татарашвили день рождения. Исполнится другу двадцать три года. Забеспокоился Петр Верещагин: «Что бы придумать? Что бы придумать? Какой бы ему подарок сделать?!»
Какой здесь, на Малой земле, подарок?!
И вот наступил день рождения. Проснулись оба – Петр Верещагин и Шалва Татарашвили.
– Поздравляю! – сказал Верещагин.
– Спасибо, – сказал Татарашвили.
– День рожденья? – уточнил Верещагин.
– День рожденья, – сказал Татарашвили.
– Двадцать три года?
– Двадцать три года.
– Поздравляю, поздравляю! Бери, получай подарок.
Поразился Шалва Татарашвили: здесь, на Малой земле, подарок!
– Получай! – повторил Верещагин.
Снял он с плеча автомат. Снял с автомата патронный диск. Вынул один патрон:
– Принимай.
Вынул второй:
– Принимай.
Отсчитал Петр Верещагин двадцать три патрона – ровно столько, сколько исполнилось лет Шалве Татарашвили. И снова поздравил друга.
Смотрит Шалва Татарашвили на патроны. Это ж богатство целое!
Ценились боеприпасы на Малой земле: трудно их сюда под фашистским огнем доставить. Нет патронам цены. Нечем цену измерить.
Стоит растерянный Шалва Татарашвили. Держит в руках патроны.
– Спасибо, браток, спасибо!
Бесценный, конечно, патроны подарок. Да внимание друга вдвойне бесценно.
Радостным выдался день рождения.
«Берегись Бартова!»
Сержант Бартов числился мастером по вооружению. Редким он был умельцем: из ничего, из железного прута ружье сделает.
Чинил Бартов винтовки, автоматы, пулеметы, противотанковые ружья, пистолеты, трофейное оружие разных систем. Все неисправное несли Бартову. На Малой земле он старожил – куниковец, с первым отрядом прибыл.
Оберегали Бартова командиры. Погибнет такой мастер – не скоро найдешь замену.
Однако сержант Бартов все время рвался поближе к боям, на передовую.
Отроют солдаты под самым носом у фашистов окопы, возведут блиндажи. И Бартов тут же сразу пристроится. Отроет рядом индивидуальную ячейку.
Окопчик Бартова и есть его мастерская. Сюда и приносят к нему требующее ремонта оружие.
Гонят командиры его подальше от переднего края, грозят наказанием.
– Нельзя мне, нельзя, – говорит Бартов.
Знают другие, скажет сейчас Бартов: «Тут у меня испытательный полигон».
И верно.
– Тут у меня испытательный полигон, – говорит Бартов.
Бартов считает своей обязанностью не только отремонтировать винтовку, или пулемет, или противотанковое ружье, но и проверить его в деле, в бою.
Отремонтировал автомат.
Проверил.
Отремонтировал пулемет.
Проверил.
Отремонтировал противотанковое ружье.
На врагах проверил.
– ОТК! – смеются солдаты. – Отдел технического контроля.
Конечно, все понимают, что оружие можно проверить и в другом месте. Необязательно на передовой. Что Бартов хитрит, ищет повод быть поближе к бою.
Однако все понимают и то, что Бартов просто не может не бить фашистов. Что он настоящий боец.
Понимают это и командиры. Вот почему хотя и гонят они Бартова с передовой, хотя и грозят наказанием, однако в душе прощают.
Бартов не только испытывает в бою отремонтированное им оружие, но и ходит со всеми в атаку. Ходит даже в разведку за «языками».
Выставляет Бартов в таких случаях над своим окопчиком дощечку. На дощечке надпись: «Мастерская закрыта на перерыв».
Видят эту дощечку и фашисты. Появилась дощечка – «Берегись Бартова!»
