– Измену умышлял?
– Упаси Господи.
– «Господин Великий Новгород» говорил?
– Так это по глупости.
Короток суд у опричников. Вместе с другими погнали Цыплятева к Волхову. Тут главное место казни. Сотни людей в те дни лишились здесь жизни. Погиб и Цыплятев.
Сбросили опричники тела казненных в Волхов. На их место новых ведут людей.
Что там за скорбный голос идет над Волховом? Это не выдержал, плачет Волхов.
Малюта Скуратов
– Малюта Скуратов!
– Малюта Скуратов!
Вот он промчался верхом на коне. Налево, направо стегнул нагайкой. Метнулись люди в разные стороны.
– Малюта Скуратов!
– Малюта Скуратов!
Много преданных опричников у Ивана Грозного. Действительно, псом голодным не то что измену, даже самую малую кроху любой непокорности выгрызут, действительно, любого неугодного царю, как метлой, выметут. На первом месте Малюта Скуратов.
Уж если сердца нет у кого, так это у него – у Малюты Скуратова.
Уж если совести нет у кого, так это у него – у Малюты Скуратова.
Уж если стыда нет у кого, так это у него – у Малюты Скуратова.
Бровью не поведет, жилкой не дрогнет Малюта при самой безжалостной казни.
Казнили Ивана Висковатого. Был он одним из умнейших людей в государстве. Долгие годы руководил Посольским приказом. Попал в немилость. Казнили Висковатого распятием на бревнах. Добивали ножами.
Малюта, конечно, в первых. Первым подошел и ножом ударил.
Ударил. Усмехнулся. Нагайкой щелкнул.
Казнили государственного казначея Никиту Фуникова-Карцева. И здесь он – Малюта – первый. Необычная смерть и у Фуникова. Казнили его водой. Сам Малюта ее и придумал. То льет на Фуникова из ведра кипящей водой, то холодной. Опять кипящей, опять холодной.
Льет горячей, приговаривает:
– Погрейся, злодей, погрейся.
Льет холодной, приговаривает:
– Остынь, злодей, остынь.
И снова:
– Погрейся, злодей. Остынь. Погрейся, злодей. Остынь.
Наслаждается Малюта страданием человека.
Когда казнили Михайло Темрюковича, был он родным братом второй жены Ивана Грозного кабардинской княжны Кученей – Марии Темрюковны, – сажали его на кол, так первым он же – Малюта – его подсаживал. Ухмылялся:
– Ловчее, Михайло, ловчее. Садись поудобнее.
Зло посмотрел на мучителя Михайло Темрюкович.
Расхохотался Малюта. Ударил плеткой. А ведь были в неразлучных друзьях до этого.
Трудно вспомнить всех душегубств Малюты. Клещами людей разрывал. На слабом огне сжигал. Руками душил за горло.
Палач он из палачей.
Даже Грозный и тот подивился как-то:
– Откуда лютость в тебе такая, Малюта?
Ощерился в улыбке Малюта. Рад, что царя поразил:
– Служу тебе правдой, отец-государь. А людишки – что? Горох же людишки, просо.
Крепко запомнилось на Руси имя Малюты Скуратова. Из века в век, если скажут про человека: «Эх ты, Малюта!», «Эх ты, Скуратов!» – это значит, такой человек довел других до последней точки. Жесткий, безжалостный человек. Предел в пределе.
Обесславил, обесчестил Малюта некогда доброе русское имя. Исчезло имя. Пойди поищи Малюту.
Суровый век
Заговорили как-то дьяк Чепурной и подьячий Третьяк о грозных делах Ивановых.
– Грозный, грозный у нас государь.
– Мало грозный. Слово едино – лют.
Говорят они шепотом, ухо в ухо. Вдруг как услышат стены, будет им за слова крамольные.
Лютый, лютый. Слово едино – кат
[7]
.
Говорят они тихо-тихо. Голос пухом плывет сквозь зубы. Вдруг как услышит небо, будет им за слова змеиные.
И крут и лют, конечно, царь Иван IV. Грозным не зря называется. Словом недобрым в истории поминается.
Много шло от несдержанного характера царя Ивана. Во многом виноваты были бояре. С малых лет нет царю от бояр покоя. Есть и еще причина. Жил Иван Грозный во время, когда по всей Европе правилом стала для королей жестокость. Соревновалась суровость тогда с суровостью. Крутое время повсюду было.
Франция. В те же годы, когда правил в России Иван IV, произошла здесь знаменитая Варфоломеева ночь. При короле Карле IX в одну из ночей в Париже из-за религиозных несогласий была уничтожена почти половина французской знати. Сам французский король мечом убивал своих подчиненных.
Испания. Современник Ивана Грозного испанский король Филипп II всегда с радостью отправлялся на площадь Вальядолида в Мадриде, где на бесчисленных кострах сжигали виновных и невиновных людей Испании. Никогда не улыбался Филипп II. Лишь здесь, на мадридской площади, появлялась на лице у короля улыбка. И было это в минуту человеческой смерти.
Швеция. Король Эрих XIV в припадках безумной злобы рубил без счета головы своим приближенным.
Англия. Когда возраст короля или время его правления были кратны числу «семь», то есть делиться могли на семерку, в стране по этому поводу производились специальные казни – приносились в жертву каким-то никому не известным силам жизни совсем безвинные люди.
XVI век. Жестокий век. Льется и льется кровь человечья.
Слыхали дьяк Чепурной и подьячий Третьяк о жестокостях в западных странах. Говорили:
– Так ведь то далеко. За межой. В тридесятом царстве.
И опять за свое:
– Лютый, лютый у нас государь.
– Лют государь и время.
Как ни таились дьяк Чепурной и подьячий Третьяк, да все же, видать, услышали стены их несогласные, дерзкие речи. Схвачен Чепурной. Схвачен Третьяк.
Сидит на колу Третьяк. Чепурной на куски иссечен.
Жестокое время. Суровый век.
Накатилась волна и отпрянула
1570 год. Неспокойно на южных границах Российского государства. Войска давнего врага России крымского хана Девлет-Гирея появились под Новосилем, под Рыльском. Поднимались и дальше на север. Доходили до реки Упы, до города Тулы.
Новую негаданную беду принес и следующий, 1571 год. В мае крымские войска неожиданно появились у стен Москвы.
Мирошка Кривая Нога – дворовый человек боярина Ивана Дмитриевича Вельского – мчал к дому от самого Таоанского луга с оленьей прытью.
– Тьма крымских людей идет. Тьма! – вопил Мирошка.
