Напротив леди Маргарет, то есть по левую руку от лорда Амхерста, сидел лорд Карнарвон, далее – леди Уэйнрайт, черноволосая красавица индийского происхождения, которую из колонии ее величества привез в Англию адмирал Уэйнрайт. Ее супруг, Джон Уэйнрайт, которого лишь недавно произвели в лорды, был худым высоким и очень близоруким. Он носил очки с толстыми стеклами, и поэтому глаза его напоминали две пуговицы от рубашки Уэйнрайт являлся образцом невзрачного мужчины, украшением которого была прекрасная женщина. Что же касается беседы то Уэйнрайт мог разговорить любого гостя, и леди Лэмпсон рядом с ним (она сидела возле прекрасной индианки и была женой лорда Гарольда Лэмпсона) наслаждалась разговором своеобразно. Несмотря на свой юный возраст, она плохо слышала и приставляла к уху маленький серебряный слуховой рожок.
Далее друг против друга сидели мистер и миссис Гордоны, соседи лорда Амхерста, с которыми он дружил уже много лет. Эти места не соответствовали их статусу, они были зарезервированы для мистера и миссис Кеннет Спинк, которые отказались от приглашения в последнюю минуту из-за несчастного случая с сыном.
Таким образом, всего за столом собралось более тридцати гостей, но имена всех их вряд ли стоит перечислять. На другом краю стола сидела старшая дочь Амхерста и молодой лорд Уильям Сесил, мужчина, в глазах которого сквозила тоска билетера из Ковент-Гардена, Алисия и Перси Ньюберри, обе дочери МакАллена и Говард Картер.
Говард воспринял приглашение как неожиданную честь. Леди Маргарет, которая с самого начала пребывания Говарда в Дидлингтон-холле относилась к юноше с особой любезностью, подыскала для него в гардеробе черную визитку, серо-черные брюки и серебристый шелковый пластрон. Все это сидело на нем великолепно. Хотя леди Маргарет и считала, что визитка не подходит для званого ужина, Говард выглядел в ней достаточно элегантно.
Все эти праздничные правила высшего общества заставили Картера на время забыть о злобе и печали, которые овладели им. Пусть ему было трудно или вообще скверно, но он должен был смириться с мыслью, что Сара Джонс была такой же женщиной, как и все, и его глубокие чувства к ней прошли.
Картер еще никогда не был на ужине среди таких знатных людей. Хотя он и занимал последнее место за столом, даже еда приводила его в восхищение. Слуги в черных костюмах приносили серебряные подносы, широкие края которых в мерцающем свете свечей блестели золотом. Приборы, тарелки, блюда и суповые миски – из Вустера, а бокалы – из Сент-Луиса. Подавали глазированного фазана, украшенного фруктами и разноцветными перьями, диких уток под апельсиновым соусом и индейку, фаршированную каштанами, ко всему этому гарнир – тушеные овощи со своего огорода. На столе стояло красное вино из Франции. На десерт был хлебный пудинг с маслом и бренди.
Говард ел молча, почти благоговейно. Про себя юноша мечтал, что когда-нибудь в своей жизни он тоже будет есть, как лорд.
– Эй, Картер! – послышался грубый голос Джейн, одной из дочерей МакАллена, которых Говард не любил. – Ты выглядишь прямо как настоящий франт. Вот это да!
Говард смущенно взглянул на Алисию, которая сидела по диагонали к нему и тоже терпеть не могла дочерей МакАллена. Вначале Говард хотел пропустить слова пухленькой девочки мимо ушей. Но Джейн не отставала и, повернувшись к своей сестре, так чтобы все могли слышать, сказала:
– Ну да, он выглядит очень хорошо в своем костюме, но визитка еще не делает человека лордом. Ты так не считаешь, Мэри?
Тут Говард Картер взорвался:
– А декольте не делает из женщины леди!
Ньюберри и Алисия, которые удивленно наблюдали за словесной перепалкой, чуть не покатились со смеху, прикрыв ладонями рты, чтобы спрятать улыбки. Ведь глубокий вырез платья Джейн открывал взору объемистую грудную клетку, правда, без малейшего намека на женственность, то есть грудь.
– Я не то имела в виду, – возразила Джейн и, чтобы направить разговор в иное русло, спросила: – Это правда, что с Робертом Спинком произошел несчастный случай, когда вы с ним соревновались на спор?
Алисия опередила Говарда с ответом.
– Спинк бросил Говарду вызов, – сказала она. – Он утверждал, что на своем экипаже будет ехать быстрее; чем Говард на велосипеде.
Мэри, младшая сестра, которая до сих пор молча слушала этот разговор, запищала своим тоненьким голоском, вмешавшись в дискуссию:
– Ни один человек на велосипеде не обгонит повозку, запряженную лошадьми! – Она так замахала руками, что замигало пламя на свечах, которые украшали стол.
– На короткое время, на расстоянии примерно в полмили, это вполне возможно! – заявил Картер и тем самым подлил масла в огонь: дискуссия разгорелась с новой силой. В нее постепенно были вовлечены и другие гости. К этому спору присоединился лорд Карнарвон, выказавший немалую заинтересованность этими гонками. Он осведомился у хозяина дома, как все же прошел заезд.
– Трагически, дорогой мой Карнарвон, – ответил лорд Амхерст. – Молодой Спинк мог запросто свернуть себе шею. Он попал под лошадь и повозку и так сильно покалечился, что, наверное, останется на всю жизнь хромым. Говорят, его правая нога сильно изувечена.
Лорд Карнарвон поджал губы.
– Знаете, джентльмены, – окинув взглядом гостей, сказал он после паузы, – значит, так на роду написано. Можно встретить смерть по дороге в церковь, а такой искатель приключений, как я, – среди морских разбойников в Средиземном море или от рук бандитов в Южной Америке. Я никогда не мог понять, когда отец говорил мне: «Будь осторожен, у тебя всего одна жизнь». Почему я должен так делать? За это я попал к отцу в немилость. Мне думается, что жизнь любого человека прописана в какой-то большой книге. Поэтому бессмысленно думать все время о благополучии. Жизнь становится прекрасной лишь тогда, когда теряешь страх перед смертью. Поверьте мне, джентльмены.
Карнарвон поднял свой бокал. Леди Маргарет, удивленно внимавшая речи своего гостя, спросила:
– Если я вас правильно поняла, то у этого Спинка вообще не было шанса избежать такой судьбы? Неужели ему было предначертано остаться хромым на всю жизнь?
– Без сомнения, да. А как иначе вы объясните смерть того или иного человека, миледи? Ведь есть канатоходцы, которые постоянно испытывают судьбу, проходя по тонкому канату над пропастью. И они доживают до глубокой старости. А философ, который всю жизнь проводит в своей библиотеке за стопками книг в поисках смысла жизни, однажды просто упадет с лестницы, потянувшись за очередным фолиантом, и убьется насмерть. Я спрашиваю вас, миледи, кто из них вел себя осторожнее: канатоходец или философ?
– Наверное, философ, потому что не рисковал зря.
– И все же канатоходец пережил его, безрассудно ставя на кон свою жизнь каждый день.
За столом воцарилось молчание. Из громадного открытого камина, облицованного камнем, доносилось потрескивание дров. Картер» сидевший в дальнем конце стола, с интересом слушал этот разговор. Карнарвон был умным парнем и находил для сложных вещей простые и понятные слова.
