— Наверное, побольше, чем мальчишки, которые проводят дни, размахивая деревянными палками!
Они молча смотрели друг на друга, пока их не окликнули. Обернувшись, Уилл выругался про себя. К ним шагал брат-капеллан. Полы черной сутаны волочились по траве.
— Чем это ты занимаешься? — прорычал он, свирепо глядя на Уилла. — Отвечай во имя Всевышнего.
— Мы… разговариваем, — ответил Уилл.
Элвин смотрела перед собой с каменным выражением лица.
— А почему, сержант, ты вздумал разговаривать, вместо того чтобы делать дело? — не унимался брат-капеллан. — Или в этих стенах будет дисциплина, или мы потеряем веру. В праздности и непослушании ты станешь легкой добычей дьявола.
Элвин пошевелилась.
— Мы просто…
— Молчи, девица! — рявкнул суровый священник, развернувшись к ней. — Мы с огромной неохотой согласились на просьбу сэра Овейна поселить тебя здесь.
— Но мне больше негде жить.
— Магистр заверил нас, что ты будешь пребывать в своих покоях. Но я вижу, что это совсем не… — Капеллан замолк, заметив у нее в подоле яблоки, а ниже босые ноги.
Уилл пришел в восторг, когда щеки священника заметно порозовели.
— Что это? — вскипел брат-капеллан, ткнув пальцем в яблоки. — Украла?
— Украла? — Элвин изобразила на лице ужас. — Конечно, нет. Я хотела попросить слуг приготовить для магистра что-нибудь вкусное.
Взволнованный служитель собрался что-то сказать, но так и остался с открытым ртом.
— Но ведь обидно будет, если они сгниют, — ласково продолжила Элвин. — Правда? — Она протянула яблоко ретивому старику. — Попробуйте, они сладкие.
Уиллу пришлось прикрыть рот рукой, чтобы священник не увидел его улыбку. Элвин, разумеется, это заметила, и ее глаза тоже заулыбались.
Брат-капеллан разглядывал их, задумчиво вскинув брови.
Наконец приказал:
— Отправляйся к своим обязанностям, сержант! А тебя, — он повернулся к Элвин, — я сопровожу к твоему жилищу. Магистр, да храни его Господь, счел подобающим повернуть устав согласно своей воле, но моя душа вопиет против такого грубого нарушения правил.
Он подошел взять ее за руку, но в самый последний момент передумал, видимо, испугавшись прикоснуться к девичьей коже. Ему не надо было понукать Элвин. Подхватив юбки, она гордо зашагала впереди.
Восхищенный дерзостью девочки, Уилл покачал головой и двинулся к главному двору. До службы девятого часа подросток собирался заняться написанием письма, которое он слишком долго откладывал. «Пиши матери», — сказал отец перед отбытием. Его единственное пожелание Уилл пока еще не выполнил. Почему? Трудно сказать. Мальчик помнил и любил мать. Воспоминание об их расставании в Шотландии, когда она, слабо улыбаясь, погладила губами его щеку, до сих пор являлось Уиллу. Наверное, он не писал, потому что ничего хорошего в его жизни здесь не случилось. Но сейчас он напишет ей, что присутствовал на переговорах магистра с королем. Нес щит своего наставника.
Уилл постучал в дверь солара, моля Бога, чтобы ее открыл не Жак, а Овейн. Но не отозвался никто. Он подождал, затем постучал снова, на этот раз сильнее. И опять без ответа. Оглядев коридор, Уилл осторожно толкнул дверь и заглянул в комнату. Рыцарские покои были пусты. Он начал закрывать дверь, но остановился, увидев на столе пачку пергаментов. Вошел, спугнув сидящую на оконном карнизе голубку.
Пергаменты разложены в три стопки. Уилл быстро их просмотрел, ища чистый листок. Все исписаны. Некоторые рукой Овейна — он узнал его скоропись, — некоторые заостренным угловатым почерком Жака. На одном пергаменте вверху стояла королевская печать из красного воска. Уилл опасливо посмотрел на дверь, затем его любопытные глаза быстро забегали по письму. Оно было адресовано Юмберу де Пейро с вежливым требованием пересмотреть условия передачи в залог королевских драгоценностей. Уилл потерял интерес после первых нескольких строчек и поспешно просмотрел остальные документы. Перечисление долгов короля Генриха, тоже не очень интересно. Просто не верилось, сколько назанимал у ордена тамплиеров король Англии за последние несколько лет. Уилл положил взятое на место и повернулся к шкафу. Поразмышляв пару секунд, подошел, открыл двойную дверь. Здесь на средней полке лежала небольшая пачка чистых пергаментов. Он начал вытаскивать один, и пачка сдвинулась. В самом низу виднелся какой-то документ. Уилл сложил чистый лист, сунул его под рейтузы, затем вытащил снизу хрустящий желтый пергамент. Ему стало любопытно, почему он лежит вместе с чистыми листами, а не в пачке с остальными письмами. Написано по-латыни, но почерк какой-то странный, слишком аккуратный. Как будто автор письма пытался его намеренно изменить. Подписи не было, как и имени того, кому оно было адресовано, и это тоже показалось Уиллу странным. Однако дата была указана.
1 апреля 1260 года
Прошу извинения, но сообщения отсутствовали, поэтому долго не посылал вестей. Прибыл благополучно весной прошлого года и сразу навестил наших братьев в Акре. Они шлют поклоны магистру и просят известить, что работа здесь идет хорошо, хотя и медленнее, чем мы бы хотели. Зимой отошел один из братьев, и нас стало на одного меньше. Здешние братья ждут твоего возвращения, чтобы привлечь в наш круг новых членов.
Есть и еще кое-что, отчего моя миссия здесь стала более трудной, чем ожидалось. В январе монголы взяли приступом город Алеппо и в марте двинулись к Дамаску. В прошлом месяце их нойон Китбога приказал своему войску взять город Наблус, и наше войско оказалось окруженным. Сюда пока война не дошла, но угроза побудила великого магистра Берара укрепить положение тамплиеров. Мы пытались начать переговоры, но пока с малым успехом.
Несмотря на эти препятствия, я сумел завершить свою миссию. Человек из стана мамлюков, с которым я установил связь, показал себя весьма полезным, и мы многое узнали. Братство уповает на будущее. Он занимает высокий пост в полку Бари, и значит, все случилось лучше, чем мы могли полагать. Этот человек сделает все, чтобы помочь нашему делу. Я уверен, вы достаточно скоро получите благоприятные вести, но сейчас мамлюки готовятся к столкновению с монголами в…
Услышав шум в коридоре, Уилл быстро поднял глаза, сунул лист пергамента обратно под стопку и устремился за деревянную ширму, разделяющую солар. Как раз вовремя, потому что дверь отворилась. Сердце Уилла бешено колотилось. Он прислушался. На столе кто-то шелестел листами. Через несколько секунд мальчишка рискнул выглянуть из-за ширмы, и его сердце забилось еще сильнее. Над столом склонился Жак де Лион. Он взял из пачки один лист и направился к двери. На полпути Жак вдруг остановился. Хмуро посмотрел на открытые дверцы шкафа, внимательно оглядел солар. Уилл замер, следя за тем, как рыцарь подходит к шкафу, наклоняется к полке, где лежали чистые листы пергамента, вытаскивает оттуда письмо, кладет его между листами, зажатыми в руке, и плотно захлопывает шкаф.
Дверь солара закрылась. Уилл подождал, пока стихнут шаги в коридоре, и вышел из-за ширмы.
