С юга плыли корабли с продовольствием и снаряжением, погружая весла в мертвый штиль моря и медленно продвигаясь вдоль восточного побережья Англии. Вдали, над Северным морем, громоздились грозовые тучи, сверкая вспышками молний, за которыми тянулась сплошная полоса ливня. Моряки с тревогой поглядывали на чернеющее небо и гребли, гребли, гребли. Ветра не было. Воздух застыл в неподвижности.
Изнемогая от голода и усталости, опустив голову, с нечеловеческим упорством они шли по полям, и стертые в кровь ноги отзывались болью на каждый шаг. Рассвет занимался над праздником Святой Марии Магдалины, и небо в восточной части светлело, наливаясь непроницаемой белизной. Солдаты английской армии уже ощущали в воздухе наступление очередного душного и жаркого дня.
Хэмфри де Боэн ехал в свите отца, графа Херефорда и Эссекса, констебля Англии. В тусклом свете он видел лица отцовских рыцарей, за которыми двигались его товарищи: молодой Томас, ставший графом Ланкастером после смерти брата короля, Эймер де Валанс, также потерявший отца на войне во Франции, но который получит графство Пемброк только после смерти матери; Роберт Клиффорд; Генри Перси; Ральф де Монтермер; Ги де Бошам. Их обожженные и искаженные яростью лица заросли колючей щетиной, но, несмотря на явную усталость, ими двигало мрачное осознание общей цели, которого до сегодняшнего утра Хэмфри у них не замечал. Это подбадривало его и поднимало настроение, поскольку пепельно-серое небо освещало впереди угрюмый и безрадостный ландшафт, где над почерневшими полями все еще вились слабые дымки от сожженного на корню урожая.
Начиная от Роксбурга, через весь Лодердейл вплоть до самого Эдинбурга английская армия шла по выжженной и мертвой земле. Солдаты понуро брели мимо брошенных деревень с распахнутыми настежь дверями пустых погребов и отравленными колодцами, в которых плавали облепленные мухами трупы овец, и решимость поскорее сразиться с неприятелем неуклонно ослабевала от жары и запустения. Отряды пехоты регулярно врывались в поселения в поисках местных жителей, но никого не находили. Уоллес и его армия как сквозь землю провалились. На горизонте к западу медленно вырастала громада Селкиркского леса, и его угрюмые и мрачные очертания наводили на мысль о засадах и ударах в спину, а небо на востоке хмурилось в предвестии скорой грозы.
И поздним вечером с моря все-таки пришел ураган, и молнии превратили ночь в день. Разверзлись хляби небесные, люди мгновенно промокли до нитки, а поля превратились в непроходимые болота. Но на следующее утро армия вновь двинулась под аккомпанемент грома, рокочущего над головой. За ночь доспехи успели покрыться налетом ржавчины, а мокрые попоны тяжело хлопали лошадей по ногам. Грязь коркой высыхала прямо на теле, люди и животные одинаково страдали от назойливых мух, которые лезли в рот и глаза. Марш превратился в настоящую пытку, но, только добравшись до окраин Эдинбурга, англичане узнали настоящую цену урагана — кораблей с продовольствием и снаряжением, которые уже должны были ждать их в порту Лейт, не было.
Оставив часть своих войск дожидаться прибытия вспомогательных судов, король Эдуард повел остальных в вотчину своих союзников, рыцарей-тамплиеров, Тампль-Листон, к западу от города. Здесь английская армия разбила лагерь за стенами замка ордена храмовников и принялась ждать, голодная и злая, припасов и сообщений от лазутчиков, разосланных королем, о местонахождении врага. В садах тамплиеров нашлись незрелые яблоки, да в полях, чудом уцелевших от сожжения скоттами, осталось немного гороха, но этого было явно недостаточно, чтобы пополнить и разнообразить скудный рацион. Дни тянулись нескончаемой чередой, а корабли все не появлялись на горизонте, и известий от лазутчиков тоже не поступало. Валлийцы, взбешенные скудным питанием, взбунтовались и заявили, что лошади рыцарей питаются лучше их. Воины, сходящие с ума от голода и жажды, дрались из-за нескольких капель дождевой воды и костлявых тушек птиц и зайцев. Когда, наконец, один корабль, укрывшийся от шторма в прибрежной гавани, все-таки дополз до Лейта, его груз на повозках доставили в армию, но в бочках оказалось одно только вино. Король в минуту отчаяния приказал раздать его недовольной пехоте, и в последующей пьяной драке между английскими и валлийскими солдатами погибли более сотни человек. То, что начиналось как стремительный бросок на север с целью найти и уничтожить врага, превратилось в утомительную и жестокую борьбу за выживание.
В конце концов, когда уже начало казаться, что английская армия попросту вымрет от голода в чистом поле или разбежится куда глаза глядят, под хриплые крики изможденных мужчин из Лейта прибыли повозки с зерном, мясом и пивом. К вечеру того же дня, когда солдаты насытились, а их настроение заметно улучшилось, прибыл отряд под командованием графа Патрика Данбара и графа Ангуса. Двое скоттов, оставшихся верными Эдуарду, привезли известия о противнике. Уоллес и его армия находились не далее чем в десяти милях отсюда, встав лагерем в окрестностях города Фолкирк.
Глядя вперед, поверх голов отцовских рыцарей, Хэмфри видел королевский штандарт, ясно различимый в предрассветных сумерках. На ярко-алом поле золотом сверкали три льва. Эдуард и его рыцари возглавляли авангард. Прошлой ночью, оставив позади Тампль-Листон, английская армия заночевала под открытым небом. Король спал на голой земле вместе со своими воинами, и в темноте его конь, Байярд, наступил на него, сломав Эдуарду два ребра. Слухи о том, что король ранен, быстро разлетелись по лагерю, и воины встревожились. Но Эдуард пренебрег увещеваниями лекарей и, после того как паж застегнул на нем тесный пластинчатый панцирь, поднялся в седло, к вящему восторгу наблюдавшей за ним армией. Но Хэмфри видел, как неловко сидит в седле король и как морщится от боли всякий раз, когда Байярд спотыкается на неровной дороге. Хотя, с другой стороны, было совершенно ясно, что ничто не в силах заставить Эдуарда отказаться от своих планов.
Вслед за авангардом ехали графы, каждый со своим эскортом. Сэр Джон де Варенн ничем не выделялся среди них. Граф Суррей испытывал унижение после сокрушительного поражения при Стирлинге, а учитывая смерть Крессингэма, он сполна ощутил на своей шкуре всю силу недовольства короля. Позади графов покачивались в седлах пятьдесят рыцарей-тамплиеров в белых накидках с огромными ярко-красными крестами. Следом двигались лучники: арбалетчики из Гаскони, охотники из Шервудского леса и стрелки из длинных луков из Южного Уэльса. Далее громыхал длинный обоз, и колеса повозок переваливались по колдобинам и выбоинам на высохшей земле. Замыкающими шли несколько колонн пехоты общей численностью более чем в двадцать пять тысяч человек.
Это была огромная армия, и Хэмфри еще никогда не видел ничего подобного. При виде нескончаемой шеренги войск, ощетинившейся копьями и стягами, сердце его преисполнилось гордости и он повыше поддернул щит с драконом на руке. Липкий страх, вызванный боязнью не дожить до встречи со скоттами на поле боя, исчез, и ему на смену пришла холодная уверенность. Мятеж уже набил им оскомину, особенно Хэмфри, винившему себя за то, что доверился человеку, который оказался самым подлым предателем. Он мрачно думал о том, как встретится с бывшим другом на поле битвы, но, по словам графа Данбара, Роберт Брюс отступил в свою штаб-квартиру в Эйре. Его отсутствие изрядно удивило Хэмфри, потому что, как говорили, шотландская знать почти в полном составе присоединилась к войскам Уоллеса, включая Коминов, которых король жаждал захватить в плен с особенным нетерпением после того, как они отплатили ему предательством за освобождение. Впрочем, если сегодня победа будет на их стороне, пройдет совсем немного времени и все те, кто осмелился восстать против своего короля, получат по заслугам, включая Роберта Брюса.
