— Вы проделали долгий путь, верно?
Пьетро ходил по нелегкому маршруту от Генуи до Брюгге и Дувра вот уже десять лет, поэтому знал английский достаточно, чтобы понять смысл слов капитана. После короткой паузы он ответил, и его акцент заставил англичанина озабоченно нахмуриться.
— Долгий, да. Но так безопаснее, чем по суше. У нас ценный груз.
Английский капитан обвел корабль внимательным взглядом, задержавшись на открытом люке, уходившем на нижние палубы.
— Что за груз?
— Бумага, — ответил Пьетро. — С фабрики в горах, за городом. Мы поставляем ее в ваш порт Дувр.
Капитан медленно кивнул, слушая вполуха, обводя взглядом забитую людьми верхнюю палубу.
— Почему вы идете под черными парусами? — спросил он. — Кто-нибудь может подумать, будто вам есть, что скрывать.
— Да, — ответил Пьетро, — ценный груз. Мы прячем его. Море между Англией и Францией стало опасным после того, как между вашими королевствами началась война. Нам приходится быть осторожными. Ваши враги могут напасть. Помешать нашему грузу достичь ваших берегов.
— Сомневаюсь, что бумага поможет нам выиграть войну, — сухо ответил капитан. — Проводите меня в трюм.
Пьетро и Лука повели капитана на нижнюю палубу, и ступени трапа заскрипели под их ногами. За ними последовали восемь английских солдат с обнаженными мечами.
Одна половина трюма была заставлена штабелями деревянных ящиков, между которыми оставался узкий проход. Вторая половина использовалась под матросский кубрик. Прямо на палубе лежали одеяла, и на них отдыхали человек двадцать моряков, а их спящие фигуры освещали два фонаря, висевшие на поперечном бимсе.
[65]
— Обыщите здесь все, — распорядился капитан, кивая своим солдатам.
— А ящики, сэр? — спросил один из них, с неудовольствием оглядывая длинные штабели.
— Вскройте шесть.
Пьетро начал было протестовать, но англичанин оборвал его:
— Ваш корабль вошел в английские территориальные воды и теперь пребывает под властью нашего короля. Мы находимся в состоянии войны. Как знать, вдруг вы везете оружие или деньги нашим шотландским врагам? И мы должны убедиться в том, что это не так, прежде чем позволить вам плыть к нашим берегам.
Пьетро понял не более половины из того, что сказал ему капитан, но, судя по тону англичанина, спорить с ним было бесполезно и даже опасно. После недолгой паузы он кивнул солдатам, показывая, что те могут начинать осмотр, а сам принялся внимательно наблюдать за тем, как они разошлись по проходу, выбирая шесть ящиков из разных штабелей. Он почувствовал, как напрягся стоящий рядом Лука. По трапу к ним спускались остальные солдаты абордажной группы, закончив осмотр верхней палубы. По приказу капитана они принялись осматривать жилую половину трюма, бесцеремонно перетряхивая одеяла, расталкивая спящих моряков и простукивая корпус в поисках потайных мест. Когда солдаты начали вскрывать ящики, капитан подошел ближе. Под крышками обнаружились мягкие листы бумаги, сделанные из измельченной льняной пряжи, на каждом из которых красовались водяные знаки.
— Бумага, сэр, — окликнул капитана один из солдат, добравшийся до самого дальнего угла трюма. — Во всех ящиках одна бумага.
Капитан обратился к стражникам, обыскивавшим матросский кубрик:
— Нашли что-нибудь? — Когда те отрицательно покачали головами, он повернулся к Пьетро. — Я удовлетворен. — Жестом приказав своим людям следовать за собой, он стал подниматься по трапу на верхнюю палубу.
Пьетро отправился следом за ними. На востоке небо обрело бирюзовый цвет.
Английский капитан приостановился у планшира, устремив взгляд на черный парус:
— Поднимайте флаг. Теперь вам больше нечего бояться, раз вы вошли в наши воды. — Он перешел по сходням на борт галеры, а уже оттуда перебрался на свой корабль.
Пьетро смотрел ему вслед. Напряжение медленно отпускало его, когда его команда принялась поднимать якорь, а гребцы опустили весла на воду. И только когда английский корабль превратился в маленькое пятнышко на горизонте, он негромко обратился к одному из своих матросов:
— Скажи Луке, что все в порядке.
Получив сообщение, Лука, остававшийся в трюме, снял один из фонарей с бимса на жилой половине экипажа и двинулся вдоль штабеля, отсчитывая ящики, пока не дошел до шестого справа. Соседний с ним ящик вскрыли солдаты. Лука забормотал молитву, осторожно поднимая крышку, а потом снял ее и положил на палубу рядом с фонарем. Затем он принялся осторожно вынимать листы бумаги, укладывая их на крышку. Ящик был заполнен ими едва на треть. Внизу оказалась еще одна деревянная подкладка. Ухватившись за края и вытащив ее из ящика, Лука услышал сдавленный вздох.
— Вы в безопасности, — пробормотал Лука. — Мы прошли английскую блокаду.
Из нижней половины ящика вылез жилистый и крепкий молодой человек, морщась от боли в затекших конечностях. У него было выразительное лицо, с правильными чертами, обрамленное черными кудрями, с тонзурой на макушке, которая заблестела от пота в свете фонаря. Но Луку снова поразили его глаза, от которых он не мог оторвать взгляда. Один глаз был небесно-голубой и пронзительный, а другой затягивала белая пелена слепого бельма.
— Когда мы достигнем Шотландии? — Голос мужчины в спертом воздухе трюма прозвучал хрипло, но в нем чувствовалась властность, которая требовала немедленного ответа.
— При попутном ветре — через семь дней, ваше преосвященство.
65
Все последние дни лета Шотландия оплакивала своих погибших сыновей. В городах и поселениях за Фортом, куда англичане так и не сумели добраться, название Фолкирка стало синонимом скорби и, стоило кому-нибудь упомянуть его, как все — и мужчины, и женщины — шептали молитвы. Но, по мере того, как жаркий август подходил к концу и приближалась осенняя прохлада, скорбь уступила место ожесточению. Скотты носили его в себе, поближе к сердцу, и оно, закаленное в огне страдания и тоски, постепенно превращалось в холодную решимость.
После начала войны и в течение всей английской оккупации многих шотландцев не покидала надежда, что конфликт удастся каким-то образом уладить и их король вернется. Эта вера достигла своего апогея после Стирлинга, когда стало казаться, что под предводительством Уильяма Уоллеса для них нет ничего невозможного. Даже те, кто утверждал, что войну нельзя выиграть на поле боя, вдруг уверовали в то, что Советы и альянсы спасут их. В течение многих лет Англия оставалась их соседом и другом, и ныне живущее поколение забыло старинную вражду, а возведенная римлянами стена, разделявшая два королевства, окончательно превратилась в пережиток прошлого. Но Фолкирк похоронил мирные и дружеские отношения, развивавшиеся более века. На месте осыпавшейся императорской стены скотты возвели новую, твердую и несокрушимую, хотя и невидимую, вставшую непреодолимым барьером на границе.
