— Вы уже покидаете празднество?
— Мне нужно подышать свежим воздухом. — Не желая больше ни мгновения задерживаться в замке, даже ради нее, Роберт развернулся и устремился к частоколу.
Ева пристроилась рядом, и юбки ее платья зашуршали по замерзшей земле. Наступила поздняя осень, деревья стояли уже почти голые, и их силуэты черными распятиями выделялись на фоне неба. Стражники у частокола приветствовали Роберта, когда он подошел к ним. Один из них поспешил распахнуть калитку, бросив плотоядный взгляд на Еву.
— Смотрите под ноги, мастер Роберт, — крикнул он ему вслед, не скрывая усмешки. — Сегодня ночью у озера скользко.
Роберт зашагал по тропинке, вьющейся меж деревьев к озеру Кирк-Лох. Оба молчали. В голове у Роберта царила странная пустота, и гнев постепенно сменялся предвкушением чего-то необычного. Спустя несколько минут деревья расступились, и перед ними открылась гладь небольшого озера, сверкающая в лунном свете. По берегам его рос камыш. Замок деда, остающийся вот уже сотню лет фамильным гнездом, был выстроен в стратегической близости от источника воды. Но, в отличие от цитадели его предков в соседнем Аннане, и насыпь, и двор располагались на безопасном расстоянии от озера — семейство Брюсов уже знало цену проклятия Святого Малахии.
Роберт резко остановился, глядя вдаль, на воду.
Ева, стоя рядом, задрожала от холода — морозный воздух был очень свеж — и придвинулась ближе к нему, обхватив себя руками.
Роберт знал, что должен сделать, знал даже то, чего она ждет от него, но перед его мысленным взором маячило перекошенное лицо отца, и он мысленно слышал его слова, сочащиеся ядом. В следующее мгновение он ощутил легкое прикосновение к своей руке и понял, что это ее пальчики. Ева бережно взяла его за руку. Где-то в глубине леса ухнул и жутко захохотал филин. Сердце Роберта учащенно забилось, пар от дыхания клубами вырывался у него изо рта. Образ отца таял, уступая место реальности ее нежной ручки в его ладони. Он ощущал биение ее сердца, которое частило и сбивалось с ритма, как и его собственное. Роберт повернулся к девушке, спеша окончательно прогнать мрачные мысли, и нашел ее губы. Она на мгновение замерла в напряжении, явно смущенная его настойчивостью, а потом прильнула к нему и ответила на поцелуй. Губы ее пахли вином.
До него донесся далекий барабанный грохот, но Роберт решил, что это кровь шумит в ушах. Однако звук стал громче, и он сообразил, что это топот копыт по промерзшей земле. Три, может быть, четыре всадника. Он отстранил от себя Еву.
— Еще гости? — прошептала она. Ее губы влажно блестели в лунном свете.
Глядя на них, он почувствовал, как у него перехватывает дыхание, и с трудом прохрипел:
— Нет. — Откашлявшись, он пояснил: — Все уже собрались. — Роберт заколебался. Ему хотелось остаться здесь, с нею, но этот топот внушал ему беспокойство. Для простых путников время было слишком позднее. — Пойдем. — Он взял девушку за руку и повел ее обратно через лес, оставив озеро за спиной столь же тихим и безмятежным, как и до их появления.
Когда они подошли к частоколу, Роберт отметил, что больше не слышит стона волынок. Пройдя в ворота, он уловил встревоженные голоса, доносящиеся из залы. Юноша ускорил шаг, и Еве пришлось почти бежать, подобрав юбки свободной рукой, чтобы не отстать от него. Во дворе стояли чужие кони, а в воздухе висел запах свежего конского навоза. Роберт направился к зале, двери которой были распахнуты настежь. Внутри творилось настоящее столпотворение. Из толпы вынырнул Эдвард. Завидев Роберта, он подбежал к нему. Тот еще никогда не видел брата столь мрачным.
— Что случилось?
— Джон Баллиол объявлен королем.
20
Роберт шагал по заброшенной лесной тропинке, понурив голову и сунув большие пальцы рук за ремень. Ветер раскачивал голые ветви деревьев и швырял мертвые листья ему под ноги. Его щенок, Уатача, гончая из последнего помета Скатчач, весело гонялся за ними, щелкая зубами и стараясь схватить их на лету. Обычно проделки молодой собаки забавляли его, но сегодня он почти не обращал на нее внимания. Мысли Роберта, мрачные, как ноябрьский полдень, были обращены внутрь.
После празднества минула неделя, и нынешняя атмосфера в Лохмабене не могла более разительно отличаться от той, что царила в замке до королевского эдикта. Многие из тех, кто поддерживал притязания его деда на трон во время слушаний, уже разъехались под разными предлогами и с тех пор избегали поддерживать с ними отношения, словно Брюсы подцепили какую-то заразную болезнь. Роберт отдавал себе отчет в несправедливости подобных рассуждений, потому как графы Мар, Атолл и Данбар явно были ошеломлены и разгневаны решением короля. Но на протяжении последних семи дней в замке царила непривычная тишина, и нельзя было отрицать того, что, в качестве старинных врагов нового короля Шотландии, положение Брюсов при дворе оставляло желать лучшего.
Отец и мать Роберта остались в Лохмабене, хотя дурное расположение духа, в котором постоянно пребывал граф, никак не способствовало разрядке и без того напряженной обстановки. Старый лорд большую часть недели провел в одиночестве в своих покоях, спускаясь оттуда только для того, чтобы помолиться в часовне. Позавчера вечером Роберт застал деда коленопреклоненным перед алтарем, в окружении пламени свечей, вновь и вновь повторяющего жаркую молитву. От деда пахло вином, когда Роберт помогал ему подняться на ноги. «Проклятие, — как заведенный, бормотал он. — Я должен искупить свою вину».
Роберт держался особняком, проводя все дни в прогулках по лесу и избегая даже собственного брата. Теперь, когда охотничий сезон закончился, в окрестностях Лохмабена было тихо. Осенние дожди размыли дороги, проложенные людьми и лошадьми, и лес вновь отвоевывал принадлежащую ему территорию. За последние годы в жизни юноши произошли поразительные изменения. Его ученичество в Антриме, тренировки в Тернберри, путь к званию рыцаря, на который он ступил при дворе своего деда, — все это, в конце концов, стало приносить свои плоды, и Роберту казалось, что перед ним открывается будущее, о котором он мог только мечтать. Трон Шотландии. Теперь-то он понимал, что впереди его ждал не более чем мираж, видение, сверкающее и обманчивое; дорога впереди вела в темноту и неопределенность. Он по-прежнему считался наследником фамильного состояния, но что от него останется в самом скором времени, когда на трон королевства взойдет их личный враг, а Комины займут при его дворе еще более высокое положение, чем прежде? Будет ли обеспечена безопасность Аннандейла и Каррика, или Баллиол решит отомстить людям, которые вторглись в его владения шесть лет тому? До них дошли слухи о том, что лорд недавно сделал Дунгала Макдуалла капитаном армии Галлоуэя. Роберт прекрасно знал, что родитель Макдуалла пал от руки графа Каррика при штурме Бьюитла, так что можно было не сомневаться в том, что воины Галлоуэя давно помышляют о мести. Правда, если дела пойдут из рук вон плохо, его семья все равно сохранит богатые поместья в Англии, но, учитывая решение короля Эдуарда, утешение было слабым. Быть может, им придется удалиться в свои владения в Ирландии? Но подобный шаг тоже весьма смахивал на признание поражения, и Роберт, выходя из лесу, постарался отогнать от себя мысли об этом.
