Вскоре после коронации Джона Баллиола, когда их сторонники начали разбегаться кто куда, не желая или попросту боясь защищать заклятых врагов нового короля Шотландии, заболела леди Марджори. Графиня уже довольно долго жаловалась на здоровье, так и не оправившись до конца после рождения Матильды, но постепенно ей становилось все хуже, приступы лихорадки случались все чаще, пока, наконец, она не умерла во сне. Когда известие о ее кончине достигло Лохмабена, Роберт примчался в Каррик, чтобы проститься с матерью, и столкнулся с каменным молчанием отца. Ее смерть потрясла их. Казалось, она была тем началом, вокруг которого объединилась семья, и с ее смертью им не оставалось ничего иного, кроме как отдалиться друг от друга.
Не прошло и нескольких недель, как отец Роберта взял свою старшую дочь, Изабеллу, и отплыл с нею в Норвегию, где они стали гостями короля Эрика. После его отъезда Роберт, оставшись один на один со смертью матери и сложностями управления графством, в марте следующего года с благодарностью получил послание от своего деда, приглашающего его в Лохмабен. Оставив Каррик на попечение одного из своих вассалов, деятельного и способного рыцаря по имени Эндрю Бойд, Роберт с Эдвардом вернулись в замок деда.
По прибытии братьев старый Брюс призвал Роберта в свои личные покои в главной башне. Несмотря на то, что они виделись всего несколько месяцев тому, Роберт, когда паж пригласил его войти в спальню, был потрясен переменами, произошедшими в старом лорде. Крепкий мужчина, способный в свои годы дать фору намного более молодым воинам, он как-то сразу высох и ссутулился и сейчас сидел в кресле у камина, кутаясь в меховое одеяло. Его львиная грива казалась сплошь посеребренной инеем.
Лорд с трудом поднялся из кресла, когда Роберт пересек комнату, и паж осторожно прикрыл дверь за его спиной.
Роберт обнял старика, с болью ощущая под ладонями хрупкие острые косточки.
— Как я рад вновь увидеться с тобой, дедушка.
— А уж как я рад, мой мальчик, — выдохнул старый лорд, жестом показывая внуку на другое кресло у огня. — Ну, присаживайся, присаживайся.
Роберт огляделся, усаживаясь, и заметил знакомый гобелен, висевший на стене над большой кроватью, на котором была изображена группа рыцарей, преследующих белого оленя на вороных жеребцах. Это живо напомнило ему охоту, на которую частенько брал его дед в лесах Аннандейла, и юноша ощутил острый укол сожаления о минувших днях. Ему пришлось слишком рано примерить на себя роль графа, и юность его прошла под знаком взрослых обязанностей, а те далекие счастливые дни казались теперь лишь туманными воспоминаниями.
— Как у тебя дела в Каррике? — поинтересовался старый лорд, внимательно вглядываясь в его лицо.
— Понемногу становлюсь на ноги, — после некоторой паузы медленно проговорил Роберт. — Мне очень помогает сэр Эндрю Бойд. — Я оставил его во главе гарнизона Тернберри.
— А твои вассалы?
— Я уже принял присягу тех, кто живет поблизости от Тернберри. Но из-за плохой погоды и начала сезона стрижки овец я еще не успел собрать их всех.
— Ты в самом начале пути, — кивая головой, согласился старый лорд. — У тебя еще будет время узнать своих людей. — Его черные глаза блеснули в свете пламени. — Фортуна не баловала нашу семью в минувшем году, Роберт, но мы не должны допустить, чтобы эти неприятности перечеркнули две сотни лет нашего влияния в королевстве. Я повторю свои слова, сказанные в тот день, когда ты получил рыцарские шпоры, — я хочу, чтобы ты сберег и наше право на трон. — Он вздохнул, глядя на свои морщинистые руки. — Я уже стар. Усталость поселилась в моем теле и сердце. Твой отец сейчас за границей, пытается обзавестись союзниками в Норвегии, и я не имею ни малейшего представления о том, когда он вернется. Так что пришло время тебе надеть мантию, которую мы носили так долго. — Он помолчал, вперив в Роберта пронзительный взгляд. — Но я не верю, что этого можно добиться в Шотландии. Память о нашем поражении и победе Баллиола еще слишком свежа для здешних дворян. Я не хочу, чтобы тень моей неудачи упала и на тебя.
Роберт собрался было возразить, но старый лорд поднял руку, призывая его к молчанию.
— Я долго думал об этом и решил, что в настоящий момент делу нашей семьи лучше послужить где-нибудь в другом месте. Вот почему я хочу, чтобы ты отправился в Англию. Будущий год ты проведешь в наших манорах в Йоркшире и Эссексе, взяв на себя обязанности их правителя в отсутствие твоего отца. Эти поместья составляют часть твоего наследства, посему очень важно, чтобы ты сполна осознал их ценность и узнал людей, которые однажды принесут тебе вассальную клятву верности. После этого ты засвидетельствуешь свое почтение королю Эдуарду в Лондоне.
— Он возвел на трон нашего врага, — голос Роберта посуровел. — Почему я должен появляться при его дворе?
— Потому что, несмотря на решение короля, мы по-прежнему остаемся его вассалами. Мы не можем позволить, чтобы ненависть омрачила и ухудшила наше положение в его королевстве. Напротив, я думаю, что мы должны постараться укрепить его.
Роберт лишь сокрушенно покачал головой. Он мог ожидать подобного предложения от своего отца, но никак не от деда, который всегда старался сохранять определенную дистанцию между собой и королем Англии.
Старый Брюс, однако же, остался непреклонен.
— Наше положение в Шотландии серьезно пошатнулось. Поэтому мы обязаны усилить его в другом месте, если хотим восстановить свое прежнее влияние. Ты возьмешь с собой брата, — продолжал лорд, потянувшись за кубком с вином, который стоял на столе рядом с ним. — Кроме того, я подобрал для тебя небольшой эскорт. Боюсь, этого будет непростительно мало для человека твоего положения, но, учитывая, что твой отец пребывает за границей, а на троне сидит наш враг, мне понадобятся все люди, на которых я могу рассчитывать. — Он приподнял кубок, салютуя внуку, по-прежнему хранившему молчание. — Я рассчитываю на тебя, Роберт.
Боевой конь тряхнул массивной головой, и белки его глаз блеснули в прорезях черной попоны, укрывавшей его мощный корпус. Когда рыцарь перегнулся в седле, чтобы принять копье у своего оруженосца, полы его накидки разошлись, обнажая сверкание рыбьей чешуи его кольчуги из мелких колец. Успокаивая горячего жеребца, он натянул поводья левой рукой, на которой висел треугольный щит. Он тоже был черным, а в центре была нарисована красная лира. Тот же самый герб красовался и на его деревянных эполетах, оставаясь единственным отличительным знаком в остальном безликой брони и стального шлема.
Крики толпы, расположившейся вокруг турнирной арены в Смитфилде, достигли своего пика, когда на противоположном конце второй рыцарь потянулся за своим копьем. На нем была голубая накидка с белой полосой по диагонали, пересекавшей шестерку золотых львов. Щит его украшал очень необычный рисунок. В самом центре кроваво-красного поля вставал на задние лапы огнедышащий золотой дракон.
Звонко протрубил рог. Всадники вонзили шпоры в бока своих коней и помчались с разных концов арены навстречу друг другу. Из-под копыт жеребцов во все стороны разлетались комья грязи и щепки вдребезги разбитых копий. На мгновение показалось, что рыцарь с драконом на щите не справится с конем, и они даже немного отклонились в сторону, но рывком поводьев он исправил положение как раз вовремя, чтобы успеть опустить копье и прицелиться. Толпа вокруг арены привстала на цыпочки, чтобы лучше видеть момент столкновения. Железный наконечник ударил в самый центр деревянного щита, и копье с треском разлетелось на куски. Удар получился сильным и жестоким. Рыцаря с красной лирой отбросило назад, на круп коня, его копье описало беспомощный полукруг, когда он перелетел через высокую луку седла и с лязгом металла рухнул на землю, разбрызгивая грязную воду. Толпа взревела от восторга.
