— Все кончено, — заявил Хэмфри. Голос его звучал натянуто и сухо, но во взгляде читалось явное уважение, когда он посмотрел Роберту в глаза. — Победителем стал сэр Роберт. Теперь вы должны определить условия, на которых принимаете поражение сэра Ги.
Роберт тряхнул головой, пытаясь восстановить дыхание.
— Мне ничего от него не нужно.
Кое-кто из рыцарей удивленно нахмурился. Ги с хрипом дышал сквозь стиснутые зубы, с ненавистью глядя на Роберта, словно желая продолжить поединок, невзирая на то что едва мог стоять на ногах.
— Вы победили на дуэли, сэр Роберт, — сказал Хэмфри. — И имеете полное право выставить свои условия.
— Он ничего мне не должен. Но все кончено, — сказал Роберт, обращаясь к де Бошаму. Он имел в виду как их спор, так и свои шалости с Еленой.
Ги уставился на него, и после долгой паузы кивнул, кажется, сообразив, что имеет в виду его противник. С напряженным лицом к нему подошел Эймер де Валанс, но Ги сердито оттолкнул его и встал, протягивая свой круглый щит Клиффорду. Когда Эймер взглянул на него, Роберт вдруг понял, что идея с дуэлью принадлежала Эймеру. Встретив яростный взгляд рыцаря, он медленно раздвинул губы в холодной улыбке триумфатора.
32
Колонна людей медленно ползла по голым холмам. Справа хрупкая трава переходила в коричневые поля, которые скатывались к морю, а слева склон вздымался тремя отвесными вершинами.
В первых рядах колонны ехал король Эдуард, и его конь уверенно ступал по подмерзшей земле. Байярд, его любимец, был огромным, мускулистым жеребцом, что было совсем не лишним, учитывая его ношу. Войлочная попона укрывала животное с головы до хвоста, а из-под нее виднелась кольчуга, тяжело раскачивающаяся чуть ли не над самыми копытами. Поверх чепрака — его с великим трудом накидывали на коня два грума — размещалось деревянное седло, в котором легко покачивался король. А жеребцу, вдобавок ко всему, приходилось тащить на себе еще и тяжесть его доспехов: кольчужного хауберка с длинными рукавами, поверх которого Эдуард надел пластинчатый панцирь, застегнутый на спине. Руки его защищали кожаные рукавицы со стальными вставками, а ноги прикрывали кольчужные поножи. Высшие чины армии Эдуарда были одеты под стать королю, который двигался в авангарде, а пехота довольствовалась туниками из кожи или дублетами с набивкой из соломы. Но все — и знать, и простолюдины — были в доспехах, поскольку уже далеко углубились во враждебные земли. Где-то здесь, в замерзших холмах, таились Мадог и его люди.
Четырьмя днями ранее лазутчики принесли Эдуарду вести, которых он ожидал с таким нетерпением. Неприятеля видели к югу от Карнарфона, неподалеку от деревушки Нефин. Собрав за столом своих рыцарей, король объявил о решении немедленно выступить навстречу врагу. Кое-кто стал возражать, предостерегая монарха от поспешных действий: дескать, погода может перемениться в любое время, и тогда пойдет снег, которого ждали вот уже несколько недель. Еще несколько рыцарей предложили дождаться подкреплений с юга, чтобы обрушиться на врага всей мощью объединенной армии. Совсем недавно к ним присоединился граф Пемброк, разбивший мятежников, взявших в осаду английский замок поблизости от Кардиффа, но можно было рассчитывать, что вскоре под началом короля окажутся еще несколько дивизий.
Эдуард презрительно высмеял инсинуации своих оппонентов, которые опасались, будто его армия, состоящая, главным образом, из тяжелой кавалерии, окажется неспособна противостоять уступающим ей в численности повстанцам, вооруженным, к тому же, лишь дротиками, пиками и короткими луками. Сдержанность собственных военачальников приводила монарха в бешенство, поскольку ровно десять лет тому, за тем же самым столом, на котором тогда только-только выгравировали имена рыцарей короля Артура, он уже говорил им о своих страхах. Он убеждал их в необходимости завладеть короной, сила которой объединила против него весь Уэльс. И вот сейчас оказалось, что его опасения имели под собой все основания. Корона короля Артура оказалась на голове другого человека, и страна, как и предсказывало древнее пророчество, вновь была охвачена мятежом. Да, с Мадогом должно быть покончено. Но что более важно, необходимо завладеть короной.
На следующий день полк короля покинул Конви, выступив маршем по узкой прибрежной полосе между Сноудонией и морем. Первым городом, в котором они сделали остановку, стал Карнарфон.
Эдуард знал, что его самая большая крепость подверглась нападению: об этом говорилось во всех полученных сообщениях. Он заранее готовил себя к тому, что увидит значительные разрушения, но все равно оказался потрясен, став свидетелем полного уничтожения цитадели. Город появился на горизонте за несколько миль, и по мере того, как картина разрушений разворачивалась перед глазами воинов, стихали разговоры и шутки — мужчины отказывались верить своим глазам. Стены Карнарфона местами превратились в груды щебня и обломков, в линиях обороны зияли чудовищные бреши, словно какое-то исполинское животное рвало их своими когтями, оставив страшные следы. Город за стенами крепости вообще узнать было невозможно. Дома превратились в почерневшие руины, вместо деревьев во фруктовых садах торчали обугленные пни. В воздухе висел горький запах дыма от пожарищ.
Эдуард ехал сквозь руины, не сводя глаз с замка; здесь появился на свет его сын и наследник. Во рву под стенами лежали десятки непогребенных тел, изуродованных и обезображенных стервятниками. В зимнем небе над бастионами и крепостными стенами кружили стаи ворон, подобно вестникам смерти. С одной из башен свисали два скелета, и только по остаткам накидок и камзолов в них можно было опознать местного коменданта и шерифа. С близлежащих парапетов доносилось злобное карканье — воронье опасливо поглядывало на колонну людей, движущуюся внизу, но улетать не спешило, торопясь урвать последние куски плоти с гниющих трупов.
Внутри замка землю сплошь усеивали мусор и обломки: остатки кирпичной кладки, сломанные стрелы, мертвые тела людей и лошадей. На месте обрушившихся домов громоздились груды полуобгоревших бревен. Эдуарду казалось, что последний раз он был здесь в другой жизни. Тогда он въезжал в город под звуки труб и барабанов и его солдаты во все горло распевали победный марш. На земле властвовало благодатное золотое лето, рядом с ним ехала любимая супруга, и в воздухе висел чарующий аромат ее духов. Уэльс полностью находился в его власти, а враги были или убиты, или захвачены в плен. Его мальчик, Альфонсо, еще был жив в Лондоне, а сам он думал о будущем, и столяр уже работал над будущим Круглым Столом. А сейчас, стоя посреди разрушенного до основания города, королю казалось, что он видит руины своего правления. Он провел на развалинах меньше часа, после чего приказал выдвигаться к деревушке Нефин, расположенной к югу от бывшего города. Король жаждал мести.
Звуки смеха отвлекли Эдуарда от тягостных мыслей. Повернувшись, чтобы взглянуть, что стало его причиной, он увидел Хэмфри де Боэна и Генри Перси, едущих вслед за ним во главе группы молодых рыцарей. Хэмфри рассказывал о чем-то веселом, на лице его цвела улыбка. Их приподнятое настроение, которому не смогли помешать даже тягостные обстоятельства, вдруг вызвало у Эдуарда острый приступ ностальгии. Для него самого и его людей дневной свет угасал, приближались сумерки жизни. А для молодежи наступал солнечный полдень, и эти рыцари вскоре займут места своих отцов за его столом или столом его сына. На их лицах, еще не отмеченных печатью возраста или скорби, Эдуард видел будущее и прошлое: свое прошлое и их будущее. Это были стойкие молодые люди, решительные и верные, но еще не испытанные в битве, похожие на жидкий металл в форме для отливки меча. Сплошной огонь и жар, но и отсутствие строгой структуры, равно как и закалки, превращающей его в холодную сталь.
