Столь внезапный и яростный порыв противника застал Роберта врасплох, и он отлетел назад, опрокидывая стол и расшвыривая скамейки, которые с отвратительным скрежетом разлетелись по каменным плитам пола. Он покачнулся и упал спиной на стол, а Эймер всем телом навалился на него, прижимая щитом и бешено скаля зубы. Брюс с трудом приподнял меч и ткнул им Эймера в бок как раз в тот миг, когда дыхание со свистом вырвалось у него из груди. Удар вышел слабым, да и кольчуга спасла рыцаря, но тот покачнулся, чем тут же воспользовался Роберт, отшвырнув противника от себя. Выпрямившись, он бросился на Эймера и погнал его по кухне, не давая тому поднять упавший меч. Эймер наклонился и схватил шлем Роберта, который так и валялся на полу там, где он уронил его. Размахнувшись, рыцарь ударил им Роберта в пах. Всхлипнув от боли, Роберт согнулся пополам и повалился на пол. Стоя на коленях, он ощутил, как Эймер протиснулся мимо него, а потом услышал лязг и скрежет, когда рыцарь отшвырнул ненужный шлем и подхватил с пола упавший меч. В ушах у него шумела кровь, боль застилала глаза, но он все-таки расслышал лязг чужих шпор по полу. Паническое ожидание, что следующим ударом Эймер раскроит ему череп, придало ему достаточно сил, чтобы с трудом выпрямиться и приготовиться к защите.
С мечом в руке Эймер двигался стремительно и яростно. Роберту еще никогда не доводилось видеть, как он сражается пешим. Развитые мышцы и широкие плечи придавали его ударам сокрушительную силу. Казалось, де Валанс более ничего не боится, потому как он атаковал Роберта со всех сторон, орудуя тяжеленным мечом, как опытный дровосек топором, и отбивая встречные удары своим щитом. Боль в паху у Роберта почти прошла, но он чувствовал, что быстро устает под столь яростным натиском. Он нанес неверный удар, что позволило Эймеру просто отступить в сторону и ударить его в лицо эфесом своего меча. Роберт почувствовал, как у него хрустнула, ломаясь, носовая перегородка, а рот наполнился кровью. Ослепленный и захлебывающийся, он неверными шагами попятился назад. Слезящимися глазами он увидел, что Эймер довольно оскалился. Отчаяние вынуждало его слепо броситься вперед, но он заставил себя отступить за стол, сплевывая сквозь зубы кровь, чтобы выиграть время и прийти в себя.
— Трус! — злобно прошипел де Валанс, и улыбка его превратилась в зловещий оскал. — Ты не заслуживаешь этого щита, собака.
Вперившись взглядом в искаженное ненавистью лицо рыцаря, Роберт вдруг ощутил прилив ярости. Он качнулся вперед, толкнув стол на Эймера и сбив того с ног. Рыцарь приземлился на табуретку, которая разлетелась в щепы под его весом, и беспомощно простерся на каменном полу. Меч выпал у него из пальцев, а ремешок шлема лопнул от удара. Прежде чем рыцарь успел пошевелиться, Роберт обежал стол и навалился на него сверху, став коленями ему на живот. Отшвырнув в сторону собственный клинок, он обеими руками сорвал с де Валанса шлем. Эймер, оглушенный падением, попытался оказать сопротивление, но Роберт ударил его в лицо. Латная рукавица рассекла Эймеру губу и выбила два передних зуба. Брюс ударил ненавистное лицо еще раз, и еще, превращая его в сплошной синяк и сломав Эймеру сначала нос, а потом и челюсть.
Когда Роберт, мокрый от пота и задыхающийся, занес кулак для пятого удара, снаружи раздался топот копыт и послышались крики. Он придержал руку, услышав собственное имя. Это были его люди. При звуках голоса своего брата Роберт опустил окровавленный кулак.
— Сюда! — прохрипел он, отталкиваясь от Эймера. Наклонившись, чтобы поднять меч, и чувствуя, как яростно шумит в висках кровь, он приостановился на мгновение, глядя сверху вниз на Эймера, который слабо стонал сквозь выбитые зубы. Меч задрожал в его руке, и нестерпимое желание покончить с врагом одним ударом охватило его. — В следующий раз я убью тебя.
Оставив Эймера без чувств валяться на захламленном полу кухни, Роберт, пошатываясь, нетвердой походкой вышел на дневной свет, затянутый дымом пожаров.
Англичане разбили лагерь на покрытом снегом склоне холма над Лланваесом. Внизу, в руинах, до сих пор полыхало зарево пожаров, которые никто не тушил, и в серых сумерках огонь казался особенно зловещим. Всех, кто уцелел в кровавой битве, рыцари согнали в кучу. Они представляли собой жалкое зрелище; дети плакали, мужчины и женщины стояли с побледневшими лицами, многие были ранены.
Роберт держался поодаль, все тело у него ныло, сломанный нос пульсировал болью. Рыцари постарше шумно радовались, довольные тем, как быстро они захватили город и покончили с мятежниками. Молодежь вела себя намного тише, многие попросту растерялись, вкусив первой крови, которой они так жаждали. Среди них был и Эймер с безобразно распухшим лицом и выбитыми передними зубами. Роберт мельком услышал, как рыцарь рассказывал Хэмфри душещипательную историю о том, как его подстерегли в засаде сразу трое повстанцев. Он сомневался, что хоть одна живая душа когда-либо узнает от Эймера правду о том, что произошло.
Пока Роберт наблюдал за происходящим, привели Мадога ап Льюэллина, раненого, но живого, и поставили перед ожидающими рыцарями и уцелевшими горожанами. Руки у него были связаны за спиной, но он шел с гордо поднятой головой между двух рыцарей, конвоировавших его. Золотой обруч, который он носил в бою, оставался у него на голове, помятый еще сильнее и забрызганный кровью. Мадога привели к Эдуарду, высокая фигура которого выделялась на фоне тусклого неба, а полы ярко-красной накидки безжалостно трепал ветер. За спиной короля развевались два флага. На его штандарте был изображен королевский герб Англии, а на втором дышал огнем выцветший золотой дракон. По кивку короля клирик в черной сутане подошел к Мадогу, чтобы снять у него с головы золотой обруч. Уэльский мятежник выплюнул несколько яростных фраз, но рыцари держали его крепко и он не смог помешать клирику забрать у него корону Артура и передать ее английскому королю.
Эдуард некоторое время молча смотрел на окровавленный золотой обруч, объединивший против него целую нацию. Затем, очевидно удовлетворенный, он кивком приказал унести его.
— Мы отмоем корону и приведем в должный вид. — Когда клирик унес ее, взгляд короля уперся в Мадога. — Ты поднял восстание, посягнул на границы королевства, совершил убийство, грабеж и разбой. Ты уничтожал собственность, подстрекал к беспорядкам и нарушил покой своего короля.
В лице Мадога не дрогнул ни один мускул. Он не сводил глаз с Эдуарда.
Роберт, глядя на него вместе с остальными, не мог не подумать о том, а понял ли Мадог или кто-нибудь из тех, кто остался жив, хоть слово из сказанного королем.
— За свои преступления ты будешь заточен в Тауэр, где и проведешь остаток своих дней. — Король сделал паузу, и стало слышно, как трепещет на ветру полотнище с золотым драконом. — Десять лет — долгий срок. Народ Уэльса забыл о той цене, которую ему пришлось заплатить за неповиновение. — Эдвард оглянулся через плечо, туда, где стояли Джон де Варенн и остальные английские графы. — Им нужно напомнить об этом.
Толпа расступилась, и Роберт услышал крик, когда из нее выволокли какого-то юношу. Это был молодой человек с черными, как смоль, волосами.
Мадог закричал и попытался вырваться.
