42
Полуденное солнце нещадно палило с небес. В зарослях по обеим сторонам дороги звонко гудели комары, а выгоревшая трава на обочине сухо шелестела под порывами горячего ветра, который пригоршнями швырял пыль в глаза путников, принося с собой ощутимый привкус соли.
Роберт, ехавший позади отцовских рыцарей, чувствовал, как солнце обжигает ему незащищенную шею между подшлемником и воротником хауберка. Рядом покачивались в седлах его брат и рыцари Каррика. Они провели в пути уже несколько часов, и лошади устали. Понурив головы, они едва переставляли ноги по узкой тропе, беспрестанно помахивая хвостами, чтобы отогнать назойливых мух, целыми стаями атаковавших бедных животных по мере приближения к морю, сверкающий металлический панцирь которого виднелся вдали.
Позади рыцарей на быстрых маленьких лошадках и пони ехали оруженосцы, грумы и слуги. Среди них была и служанка Изабеллы, Катарина, которой досталась добродушная гнедая кобылка, некогда принадлежавшая ее хозяйке. Роберт мог продать животное, но лошадка была любимицей Изабеллы и, кроме того, он счел вполне разумным предоставить ее в распоряжение служанки, которая стала отныне ангелом-хранителем его дочери. Поначалу он намеревался подыскать для нее более подходящую нянечку из какого-нибудь благородного семейства, но после смерти супруги и начала войны у него совершенно не осталось времени на такие вещи. Кроме того, Катарина продемонстрировала, что вполне может позаботиться о малышке. Рядом с нею, на сером коренастом пони, подпрыгивала худенькая девочка лет пятнадцати, кормилица его дочери. Катарина разыскала Джудит в Карлайле, почти сразу после смерти Изабеллы. Дочь рыцаря из городского гарнизона, Джудит родила несколькими неделями ранее, но ребенок появился на свет из материнской утробы уже мертвым. О муже никто и словом не обмолвился, да и отец ее, кажется, вздохнул с облегчением, когда Брюсы забрали ее к себе. Девочкой она оказалась угрюмой и замкнутой, но у нее было молоко, в котором нуждалась дочь, так что Роберт скрепя сердце терпел ее присутствие.
Замыкали процессию две крытых повозки, запряженные ломовыми лошадьми, которые везли припасы: продовольствие для людей и корм для коней, шатры, оружие и прочее снаряжение, словом, все, что могло понадобиться в дальней дороге. Отныне в Шотландии было немного мест, где Брюсам могли предложить стол и кров. Здесь осталось слишком мало друзей. Они возвращались домой победителями. Ненавидимыми и презираемыми.
Поражение армии скоттов под Данбаром означало окончание недолгой войны между Англией и Шотландией. Учитывая, что большая часть их армии была уничтожена, а почти все лидеры взяты в плен, шотландцы и не помышляли о сопротивлении. Их альянс с королем Филиппом оказался практически бесполезным, поскольку из Франции не прибыли ни обещанные военные корабли, ни солдаты. Вслед за Данбаром один за другим пали замки Роксбург, Дамбартон и Джедбург, а Эдинбург сдался после недельной осады. Стирлинг, бывший ключевым форпостом на севере страны, оказался брошен. В конце июня в Перте Эдуард получил послание от короля Джона, который бежал на север вместе с Коминами. Король Шотландии вместе с остатками своего отныне бесполезного Совета Двенадцати согласился на безоговорочную капитуляцию.
Роберт испытывал странные и смешанные чувства, пересекая границу и возвращаясь в Шотландию по окончании четырехмесячной войны. Король Эдуард выполнил свое обещание и вернул Брюсам земли, захваченные Коминами накануне конфликта. Лорд и рыцари Аннандейла и Каррика вернулись домой с победой, но, несмотря на радость и облегчение, которые он испытывал после возвращения своих владений, на сердце у Роберта было тяжело. Урожай погиб на корню, во всяком случае, та его часть, которая не была уничтожена шотландской армией, поскольку убирать его было некому. Города и деревушки будто вымерли, жители покинули их, когда сюда с огнем и мечом пришли Комины со своими сподвижниками. Но Лохмабен, по крайней мере, уцелел — их враги удовлетворились тем, что сожгли и разрушили все поселения вокруг города. Однако, он являл собой унылое зрелище, поскольку отступающая армия унесла все ценное — гобелены были сорваны со стен, ту мебель, которую из-за неподъемной тяжести увезти было нельзя, сожгли или сломали, а в кладовых не осталось ни зерна, ни вина. В замке стоял стойкий запах мочи, повсюду валялись объедки, экскременты, кости животных, пустые мешки и опорожненные бочонки, словно здесь ненадолго задержалась большая армия, прежде чем двинуться дальше.
Впрочем, времени на приведение замка в порядок у них не было — король Эдуард прислал повеление лорду Аннандейлу и Роберту как можно скорее прибыть к нему в Монтроз на северо-восточном побережье Шотландии.
— Сэр, может быть, сделаем привал?
Роберт поднял голову, когда один из рыцарей Аннандейла обратился к его отцу. Он и сам собирался предложить то же самое. Полуденная жара становилась попросту невыносимой, и лошади изнемогали от жажды. Он ехал на одном из своих запасных скакунов, а Хантера вел в поводу Нес. Марджори, закутанная в одеяло и привязанная к груди Катарины, начала хныкать.
— Нет, мы уже почти на месте. — Лорд обернулся к рыцарю с самодовольным видом. — Я хочу засвидетельствовать свое почтение королю Эдуарду как можно скорее. Полагаю, у него есть для меня важные новости.
Взгляд Роберта задержался на фигуре отца, чья желтая накидка с перевязанным красным крестом кричащим ярким пятном выделялась на солнце, а начищенный кольчужный хауберк ослепительно сверкал в его лучах. Несмотря на жару, поверх накидки и кольчуги отец надел мантию дорогого фламандского сукна, подбитую красным шелком. Высоко над головой трепетал штандарт Аннандейла. Он заставлял своего знаменосца разворачивать его в каждом городе и деревне, через которые они проходили, от Лохмабена до северо-восточного побережья, словно двигался во главе королевской процессии. Накидку Роберта украшал герб Каррика, но выставлять свое знамя напоказ он не стал, и оно лежало свернутым в одной из повозок. Слушая ответ отца, он почувствовал на себе взгляд брата, но, заранее зная, что хочет сказать ему Эдвард, упрямо смотрел вперед.
Они продолжили путь. День уже начал клониться к вечеру, когда перед ними открылась большая лагуна. Между ней и Северным морем лежал городок Монтроз, домики которого раскинулись на узкой песчаной косе, над которой возвышался приземистый квадратный замок. За его стенами, там, где поросшие вереском поля переходили в серые дюны, плескалось море разноцветных шатров. В самой их середине возвышалась деревянная платформа, похожая на сцену.
В самом Монтрозе улицы были забиты английскими рыцарями и солдатами. Проезжая сквозь толпу, Роберт слышал, в основном, английскую речь, и, судя по самым разным акцентам, ее обладатели слетелись сюда, в этот шотландский порт, со всех концов королевства. Кое-где звучал ирландский язык, вызывая в памяти смутные образы Антрима. Говорили здесь и по-валлийски, что навевало совсем уж свежие воспоминания. Когда отряд проезжал мимо какой-то захудалой гостиницы, перед нею вспыхнула драка — один солдат толкнул другого и тут же получил в ответ удар кулаком в лицо. Кто-то из прохожих попытался остановить драку, другие же, напротив, криками подзадоривали драчунов. С первого взгляда было видно, что солдат, шляющихся по улицам, одолевает праздность, им нечем заняться, кроме как набивать животы едой и пивом да горланить песни, перекрикивая менестрелей и шутов. Это не были люди, измотанные трудной тяжелой кампанией и празднующие тяжким трудом выстраданную победу. Скорее, они походили на кутил, бражничающих на чужом пиру. Глазам Роберта предстала совсем иная картина, нежели та, которую он наблюдал после войны в Уэльсе. Как могло случиться, что все произошло так быстро? Как могла Шотландия так легко пасть? Он не находил ответа на эти вопросы, и мысли об этом угнетали его.
