Она вспомнила усиленные просьбы сына по возможности сообщать ему подробные сведения о княгине и о том, получает ли она какие-либо вести от своего мужа, то есть князя Андрея Павловича, камердинер которого теперь лежал у ее ног, и решила выпытать от последнего всю подноготную.
— Зачем же тебе или твоему князю понадобился мертвый ребенок? — уже прямо спросила она его.
— Все скажу с глазу на глаз, матушка-барыня… — поднял с земли голову, не вставая с колен, Степан.
— Встань, — сказала Дарья Васильевна, уже совершенно оправившаяся от первоначального испуга. — Ступай, Емельяныч, ты мне больше не нужен.
Старик направился к двери, окинув подозрительным взглядом Степана Сидорыча.
Последний все продолжал стоять на коленях.
— Встань! — повторила Дарья Васильевна. — и рассказывай…
Степан встал с колен.
— Только не ври… — добавила Потемкина.
— Как на духу расскажу всю истинную правду, матушка-барыня, — заявил Степан.
Он действительно во всех подробностях рассказал Дарье Васильевне поручение князя Андрея Павловича, не признающего имеющего родиться ребенка княгини своим, не скрыл и известного ему эпизода убийства князем любовника своей жены, офицера Костогорова, и кончил признанием, что им уже подговорены и горничная княгини, и повивальная бабка.
«Господи Иисусе Христе, Господи Иисусе Христе…» — только шептала про себя набожная Дарья Васильевна, слушая страшный рассказ княжеского камердинера.
— Что же вы с младенцем этим делать-то хотите, изверги? — прерывающимся от волнения голосом спросила она.
— Князь, как я вам докладывал, изволил приказать украсть, раньше чем его окрестят, чтобы, значит, он его фамилию не носил… Наша холопская доля — что приказано, то и делать надо… князь-то у нас строг, да и человек сильный… У самой государыни на отличке… Только так украсть-то несподручно… княгиня тоже молчать не станет… и тоже управу найдет… так оно и выходит по пословице: «Паны дерутся, а у холопов чубы трясутся».
— Что же делать?
В силе и значении князя Святозарова Дарья Васильевна не сомневалась; она слышала сама эту фамилию, да и сын писал ей о его несметном богатстве и высоком месте при дворе. Бороться против его воли ей, как и Степану, казалось немыслимым, потому-то она даже повторила как-то растерянно:
— Что же делать?
— Да уж я давно ума приложить к этому делу никак не сумею… Надумал я одно… тысячу, другую рублев повивальной-то отвалить… согласится, живорезка… только уж грешно больно… младенец невинный… ангельская душа…
— Чего ж ты надумал?
— Да так, легонько давнуть, как принимать станет… много ли ему, ангельчику, нужно, и дух вон…
— С нами крестная сила! — не своим голосом крикнула Дарья Васильевна. — Душегубство какое задумал… И из головы это выбрось… грех незамолимый…
— Знаю, матушка-барыня, знаю, и самому во как боязно, только что же поделаешь, тоже свою шкуру от князя спасать надо… Живого не украсть, как он приказал, а иначе никак не сообразишь, как и сделать… Княгиня-то тоже не наша сестра, заступу за себя найдет…
— Ох, Господи! — вздохнула совершенно ошеломленная Потемкина.
— Вот, матушка-барыня, как увидел я мертвенького Акулинина младенца, и озарила меня мысль, без греха тяжелого дело это оборудовать, и княжескую волю исполнить, и ангельской души не губить…
— Это как же?
— Подменить…
— Что-о-о?
— Подменить, младенцев-то… Акулинин-то сойдет за княгинюшкина, а княгинюшкин-то сюда, будто он Акулинин, а князь за деньгами не постоит, его на всю жизнь обеспечит… Уж больно я той мысли возрадовался, матушка-барыня, да Емельянычу и бухнул… а он, вишь, как перепугался, да и вас перепугал, матушка-барыня!..
Степан замолчал.
Дарья Васильевна тоже молчала, низко опустив свою седую голову.
Она думала.
План Степана Сидоровича относительно подмены ребенка показался ей не только исполним, но и чрезвычайно удобным в том отношении, что она всегда будет в состоянии возвратить ребенка его матери и раскрыть гнусный поступок князя и его слуги. Для всего этого ей нужно было посоветоваться с сыном, которому она подробно и опишет все происшедшее здесь и сделает так, как он ей укажет.
«Ему с горы виднее, а мы здесь люди темные!» — мелькнуло в ее голове.
Горой почему-то она считала Петербург.
— Что же вы мне, матушка-барыня, скажете, как ваша милость решит, так и быть…
— Что же, по-моему, ты дело надумал… Я распоряжусь, поговорю с Емельянычем, возьми ребенка, а княгинина принеси сюда, да поосторожней, не повреди как-нибудь, да не простуди…
— Уж будьте покойны, матушка-барыня, в целости и сохранности представим. Дозвольте к ручке вашей милостивой приложиться, сняли вы с меня петлю вражескую… от геены огненной избавили…
Дарья Васильевна протянула Степану руку.
Тот горячо поцеловал ее. Потемкина не чувствовала, что на ее руку капнуло что-то горячее.
Степан плакал.
С его души на самом деле спала страшная тяжесть. Исполнить волю князя теперь было более чем возможно.
Она и была исполнена…
После разговора Дарьи Васильевны с Емельянычем, Степан вышел на свидание со своими сообщниками со свертком в руках.
В эту же ночь княгиня Зинаида Сергеевна Святозарова родила мертвого ребенка — девочку.
В доме же Дарьи Васильевны Потемкиной, в ее спальне, появилась люлька, где спал сладким сном спеленутый здоровый новорожденный мальчик.
Акулина была рада, что за ее ребенком, — от нее, когда она на другой день пришла в себя, скрыли подмену, — так ухаживает барыня, допуская ее лишь кормить его грудью.
Дарья Васильевна обо всем подробно написала сыну.
Это-то роковое известие и получил от матери Григорий Александрович.
XIX. Екатерина — человек
В то время, когда совершались описанные нами в предыдущих главах события, которыми семья Потемкиных, сперва сын, а затем мать, роковым образом связала свою судьбу с судьбою семьи князей Святозаровых, Григорий Александрович вращался в придворных сферах, в вихре петербургского «большого света», успевая, впрочем, исполнять свои многочисленные обязанности.
Его выдающиеся способности позволяли ему употреблять на это гораздо менее времени, нежели бы понадобилось другому, и сама государыня, следя за успехами выведенного ею в люди молодого офицера, все более и более убеждалась, что не ошиблась в нем, что его ум, энергия и распорядительность принесут в будущем несомненную пользу государству, во главе которого поставила ее судьба.
Своим зорким взглядом великая монархиня провидела в Потемкине государственного деятеля, имя которого не умрет на скрижалях истории.
