Ведь каждый десятый в Искоростени был в родстве с княжеским домом.
Похоронив пять тысяч павших воинов, воздав им должное по языческому обычаю древлян — сжигая чучела умерших и отправляя их дух в небо на службу Перуну, князь Мал впал в уныние. Он казнил себя за то, что поддался на уговоры своих воевод и бояр, да прежде всего воеводы Яровита, и напал на великого князя. Что ни говори, но он преступил закон. Да лучше бы отдать ему последнее достояние, чтобы от жадности подавился, но руку на него не поднимать. Да теперь уж содеянного не воротишь. Так размышлял древлянский князь Мал. Копая могилу вместе с женами убитых, он удивлялся: «Мы, древляне, самые мирные русичи, и вдруг на такое пошли!»
Однако, предаваясь горю, оплакивая близких, князь Мал думал и о грядущих днях. Ему хотелось знать, утешилась ли великая княгиня, насытилась ли кровью тысяч древлян, простит ли их, сочтя наказание исполненным? Или продолжает вынашивать новые коварные замыслы?
— Бог мой, Коляда, и я еще сватался этому злому духу, к вурдалачке, жаждущей руды невинных, — в сердцах кри чал князь Мал, осматривая рощу, в одночасье превращенную в братский жальник, и продолжая вспоминать княгиню Ольгу недобрыми словами за то, что осиротила чуть ли не половину племени древлян.
Князь Мал был добрым человеком. Он любил свой лесной народ, который испокон века жил с соседями мирно и утешался охотой на зверя и птицу, ловлей рыбы. Все это в достатке водилось по лесам Древлянской земли, в озерах и реках. Древляне никогда не считали себя воинами, не отличались воинственностью. Правда, в преданиях древлян рассказывалось, что однажды их вожди водили свой народ в поход на полян, кои жили по степному левобережью Днепра. И победили их и заставили платить дань. Да было сие давно, в незапамятные времена. И потому князь Мал считал, что несправедливо приписывать древлянам самые мерзкие человеческие пороки. Кому‑то в голову пришло назвать древлян народом диким, живущим подобно зверям и питающимся всякой нечистью. Дескать, древляне проводят время в распрях, ссорах, драках, убивая друг друга кольями. Они не знают браков супружества, сочетаются по праву сильного, как лоси, кабаны, медведи. Все это были наговоры несведущих или злых людей, коим неведомо, что на земле древлян много книжных людей и вот уже несколько десятилетий древляне знают кириллицу — азбуку, принесенную на их землю паломниками Кириллом и Мефодием. И уж ежели говорить о зверских нравах кого‑то, так сие можно сказать о полянах. Это они пришли на Древлянскую землю более полвека назад с огнем и мечом и покорили ее не только силой, ко и хитростью, коварством. Сказывали, что древляне оборонялись, как звери. Верно. Так ведь оборонялись, но не нападали на Олегову дружину, коя навалилась на малое число древлянских воинов тьмою. Позже князь Олег, посмеиваясь, говорил в дни полюдья: покорил древлян только потому, что они сверх меры наслаждались вольностью лесной жизни.
Что ж, древляне покорились и тридцать лет исправно платили дань. А как умер князь Олег, то попытались освободиться от Киева, взялись за оружие, дабы вернуть свободу. Да дело до крови не дошло. Сошлись два князя, поговорили и пришли к согласию, что ежели вздумают драться, то больше потеряют. И дали древляне слово, что будут жить мирно и исправно платить дань, ежели она окажется посильной.
Князь Игорь все‑таки увеличил тогда дань против той, кою платили князю Олегу. Да стерпели древляне, разве что больше проводили времени на охоте, дабы добыть достаточно пушного зверя на расплату. И опять прошло тридцать лет мирной жизни с Киевом. Что ж он на то и стольный град, чтобы к нему все народы, признавшие его власть, относились почтительно. Только ведь и властелинам не все дозволено. Зачем было великому князю Игорю превращать свою дружину в беспощадную волчью стаю? Зачем допустили их в мирное древлянское стадо и они содрали шкуры со всех овец? Как жить? Ведь овца без шкуры не овца, а туша. Вот и побили тех волков древляне. Да маху дали, что лишили жизни великого князя. Тогда воевода Яровит первым погрозился снести голову князю Игорю. Но исполнил он намерение не своими руками, а побудил на то подручного дурня Дракоша.
В тот день князь Мал сам наказал сотского Дракоша, снял ему голову с плеч. Снял принародно, в назидание. И послов он отправил в Киев не для того, чтобы засватать княгиню Ольгу. Знал, что он, лесной мужлан, не пара великой княгине. Да были отправлены в Киев все те вельможи, кои больше всех ратовали за то, чтобы наказать великого князя Игоря и его дружину смертью. Оно, конечно, выходило, что князь Мал откупался теми послами, думая, что княгиня Ольга насытит жажду мести. Правда, князь Мал считал княгиню Ольгу менее жестокой и мстительной, чем оказалось на самом деле. Да и умнее. Неужели она полагала, что древляне не узнают о злодействе, учиненном на теремном дворе над двадцатью послами? Знали. Люди князя Мала, ведущие торговые дела в Киеве, имели острые охотничьи глаза и чуткие уши, все примечали, все узнавали и в одночасье, по лесным, ведомым только им тропам, доносили вести до князя Мала.
Правду о том, что первых послов закопали живыми на теремном дворе, князь Мал узнал после посещения киевского сеунча. Весть принесли вечером того дня, когда уже были отправлены в Киев еще тринадцать послов. Князь к тому же не хотел их посылать, но они вызвались сами. И старший из них, боярин Клим, даже кулаком по столу стукнул и заявил: «Мы заставим великую княгиню стать твоей семеюшкой!» Когда же узнал о судьбе двадцати послов, то сильно погоревал и попытался даже вернуть тех тринадцать, кои умчали в Киев на верную смерть. А что так будет, князь уже не сомневайся. Не успели воины князя Мала перехватить послов. Боярин Клим гнал лошадей, словно спешил на свадьбу, а не на смерть.
Да мог ли он, князь Мал, предполагать, что коварство Ольги безгранично и кощунственно. Как она обвела его вокруг пальца, когда примчала с дружиной к Игоревой могиле на тризну! Понял князь Мал, что коварство, хитрость и жестокость — суть характера великой княгини. Рыдая на могиле мужа, она усыпила зоркое око даже хитрющего воеводы Яровита. Она залила сердца его воинов вином, усыпила их охотничью чуткость и хладнокровно, расчетливо, одним махом лишила жизни пять тысяч воинов. И не только воинов. Они же были еще мужьями, отцами, братьями.
«Бог мой, Коляда, как же мы сплоховали! Как нам теперь худо», — сетовал князь. Он знал, что никто из его воинов не держал в груди злого умысла и проявил полную доверчивость, не боялся за свою жизнь. Воины пришли в рощу, дабы уважить просьбу великой княгини. И страдали с нею искренне, и курган насыпали над Игорем как достойному воину. И хмельное пили, не оглядываясь на коварных отроков и гридней. Но добродушие и доверчивость воинов князя Мала подвели древлян. И ничем иным нельзя объяснить то, что случилось в роще. Пять тысяч воинов упали на землю, заколотые в спину, зарубленные со спины в одно мгновение. Лишь только пламя костра на миг осветило их лица, все было покончено. Князь Мал мог лишь предполагать, что все так и было, потому что не осталось ни одного очевидца, кто бы рассказал о коварстве великой княгини.
Теперь в Искоростени нет дружины. Осталась сотня воинов в личной охране князя. И ежели враги придут к городу, то они возьмут его голыми руками. Не этого ли добивалась великая княгиня, не для того ли подступала к городу ее тысяча воинов и тысяцкий Путята требовал от него, князя Мала, чтобы вышел на битву. Он не ответил на клич Путяты, разгадав замысел врага. Пугята несколько раз стукнулся лбом о крепостные ворота, потерял десять воинов и ушел в Киев.
