— Павлуша, пошли двух воинов, проводить отца Григория. Сердце что‑то недоброе вещает.
— Бегу, матушка. — И Павла торопливо ушла.
Воины догнали отца Григория уже за теремным двором. Он шел в сторону Священного холма. Они шли поодаль, и отец Григорий не тяготился их соседством.
Той порой княжеские свитники уже пришли на Священный холм и скрылись в капище. В нем было смрадно. Пахло горелыми костями, мясом. Грозный Перун на железных ногах, освещенный пламенем снизу, смотрел на вельмож гневно. Так же гневно взирал на княжеских приспешников и верховный жрец Богомил. И никто, даже боярин — воевода Карл и воевода Претич, коим было велено исполнить дознание, не успели сказать слова, как Богомил их спросил властно и резко:
— Зачем пришли, неверные? Кто вас прислал?
— Мы явились повелением княгини, — собрался с духом Претич, — нам должно знать, почему ты нарушил ее волю, предал смерти Светомила?
— Несчастные слуги назарянки, ее поклеп несете на верховного жреца. Он сам нашел себе смерть. Вот очевидцы, — И Богомил показал на стоящих за его спиной жрецов, повелел им: — Говорите!
И выступил вперед самый старый жрец Световид. Это был благообразный старец. Телом он походил на подростка и сказал звонким и тонким голосом отрока:
— Сын наш Светомил исполнил волю мироправителя. Им же велено было лишиться живота за свой промах. Мы токмо исполнили волю Светомила и положили его тело на жертвенный огонь. Вот меч, коим поразил себя несчастный. — И Световид показал на оружие, стоящее у жертвенника. На нем были видны следы крови.
— Что скажете вы отступнице? — прогремел гневный вопрос Богомила.
Смрад в капище был удушлив, вельможи раскашлялись и, не удостоив Богомила ответом, покинули священное место. Претич шел впереди и на склоне холма встретился с Григорием, остановил его.
— Святой отец, ты идешь к Богомилу? Зачем? Он во гневе, и сие кончится для тебя худо.
Подошли вельможи, окружили священника. Боярин — воевода Карл взял Григория за руку и строго сказал:
— Не вторгайся в пределы нашей веры, слуга Христов. Не нарушай ее законов. Ты достаточно успел, уведя от нас великую княгиню. Теперь же остановись.
— Я иду к Богомилу с миром. Мне только посмотреть ему в глаза, — ответил отец Григорий.
— И открыть в нем все тайное, не так ли? — воевода Карл силой повернул отца Григория и, не выпуская его руки, повел вниз.
Но священник не терпел над собой насилия и внушил боярину отпустить его.
— Ты упадешь, ежели не отпустишь меня. Упадешь! Упадешь!
Воевода Карл почувствовал, как под ногами ходуном заходила земля, он зашатался и отпустил Григория, дабы ухватиться за Претича. Земля под ногами больше не колыхалась.
— Ну наваждение! — выдохнул Карл.
— Полно, боярин, ничего и не было, — успокоил Карла Григорий и добавил: — Совет же твой принимаю. Сегодня не буду испытывать свою судьбу.
Григорий спустился с холма вместе с вельможами и покинул их Шел медленно и думал о том, что Карл был прав: жрецы ревностно охраняют свое капище от иноверцев и способны на жестокость к тем, кто дерзнет нарушить покой их священного места.
Падал легкий снежок Мороз не давал себя знать. Григорий отметил, что крещенские морозы нынче слабые. Да и во благо — меньше топить печи в храме. Так, размышляя о мелочах жизни, он пришел к своему дому и скрылся за воротами.
Воины Ольги постояли недолго на противоположной стороне улицы и ушли на княжеское подворье.
Жил отец Григорий в небольшом деревянном доме вдвоем с пономарем Вахрамеем, пустым и легким на ногу мужичком лет пятидесяти. Всякий раз к возвращению отца Григория из храма он встречал его на пороге дома, торопливым говорком рассказывал, в чем преуспел. Потом они вместе сидели за вечерней трапезой, а позже читали Священное Писание. Но на сей раз Вахрамей не встретил его, и в доме царила тишина. И не было никаких следов пребывания Вахрамея: печь оказалась холодной, ужин не приготовлен. Григорий попытался вспомнить, не отправился ли куда Вахрамей. Но нет. Как обычно, ушел из храма в полдень, еще сказал, что ноне кутью приготовит. Тщетно обойдя весь дом, все углы осмотрев, в амбар заглянув и в баню, Григорий отправился к соседям, православным же христианам. Спросил их о дьячке:
— Не видели вы его с полудня?
— Нет, батюшка, не зрели нонче Ахрамея, — с низким поклоном ответил Григорию глава семьи.
И у других соседей был тот же ответ. Обеспокоенный Григорий задумался: уж не суть ли сие происков жреца Богомила? Ясно же, что верховный ополчился на него, Григория, за то, что открыл глаза на новую веру великой княгине. Выходило, что для того и пономарь — добыча. Так, в размышлениях, отец Григорий дошел до храма, постучал в сторожку. В этот день сторожем при храме был дюжий молодец Микула.
— Есть ли кто в храме, сын мой? — спросил Григорий.
— Пусто, батюшка.
— А не был ли у тебя Вахрамей?
— Я недавно сторожую. Да женка видела, как сани крытые у твоих ворот, батюшка, остановились, как трое там шастали, а к чему, ей невдомек Я же на торжище был.
Григорий благословил Микулу и устало побрел домой. Беспокойство в его душе сменилось предчувствием беды.
Было уже темно, снег падал все гуще, укрывая всякие следы. Дома Григорий не взялся ни за какие дела, встал на молитву, дабы привести себя в чувство и утихомирить в душе бушующие страсти. Он еще по дороге от храма пришел к мысли о том, что Вахрамея украли люди Богомила. А вот с какой целью, сего пока Григорий не знал.
Молитва укрепила дух Григория. Он решил, что до угра никакие поиски ни к чему не приведут. Григорий истопил печь, перекусил, чем Бог послал, и прилег на ложе. Он долго пребывал без сна и уснул где‑то за полночь. А в самую глухую пору ночи к его дому подкатили крытые белым холстом сани, запряженные парой белых лошадей. Из саней вышли трое в белых балахонах — то ли тени, то ли ночные тати — без шума проникли в дом. И в тот миг, когда Григорий проснулся от скрипа половиц, на него накинули холст, стащили на пол, закатали в тот же холст, связали веревками и понесли из дома. Григорий попытался кричать, но его стукнули по голове чем‑то тяжелым, и он потерял сознание.
Вскоре же белые кони и сани под белым холстом — все словно призрачное — скрылись за густой пеленой снега. Утром близ дома отца Григория не было видно никаких следов. Только ослепительно белый полог и на нем — тонкая вязь загадочных знаков, оставленных пробежавшей из дома в сенной сарай маленькой мышкой.
Глава двадцать первая
ВЫЗОВ
Где‑то около полудня, когда солнце поднялось на зимнюю вершину и небо сверкало чистыми просинями, на теремном дворе появилась княгиня Ольга. Она была в горностаевой шапке, в горностаевой же накидке и выглядела так, словно встречала лишь тридцатую весну. Она вышла из терема для того, чтобы вместе с отцом Григорием поехать в храм Святого Илии и там постоять на божественной литургии в честь крещения Господня.
