Для Басара эта схватка стала первым по-настоящему серьезным испытанием в жизни. Увидев, что Боробек с яростным криком скачет на него, погоняя пятками своего скакуна, Басар не на шутку испугался. Тело и голова Басара горели, точно объятые огнем. В ушах у него шумело, а сердцу вдруг стало тесно в груди, словно оно стало втрое крупнее. Все прожитые годы показались Басару кратким мигом, быстрой минутой, промелькнувшей подобно падающей звезде в ночном небе. «Что постиг, чего добился я за минувшие шестнадцать лет? – пронеслось в голове у Басара. – Неужто пришла моя пора заглянуть в глаза смерти? Нет, я не хочу! Нет! Нет!»
Швырнув на снег копье и щит, Басар поспешно выхватил из саадака тугой лук, а из колчана черную оперенную стрелу. Гнедой под ним нетерпеливо бил копытом, порываясь сорваться с места, но Басар сердитым окриком усмирил его. Привстав на стременах, Басар напружинился, пристроив стрелу на тетиву лука. Он делал все, как учил его Солтанбек.
Боробек летел на Басара, чуть наклонившись к гриве коня. Острое жало его копья блестело на солнце, шлем у него на голове сверкал, отражая слепящие солнечные лучи. Копыта белого жеребца громыхали, взрыхляя снег. Расстояние между двумя всадниками стремительно сокращалось. Толпа замерла в полнейшем молчании. В чистом прохладном воздухе был слышен лишь топот копыт и хриплый воинственный вопль Боробека.
Всего секунда понадобилась Басару, чтобы прицелиться и спустить тетиву из воловьих жил. Выпущенная им стрела угодила Боробеку прямо в разверстый в крике рот, а ее острие вышло у него из затылка. Боробек выронил копье и с хрипеньем стал заваливаться вбок, невольно потянув узду влево. Белый жеребец рванулся в сторону, грызя удила. Все больше теряя равновесие, Боробек продолжал цепляться за натянутые поводья, вынудив своего скакуна сначала скакать по кругу, а потом и вовсе подняться на дыбы. Вылетев из седла, Боробек остался лежать неподвижно на снегу с раскинутыми в стороны руками, с торчащей изо рта стрелой.
Басар опустил лук, не веря своим глазам. Впервые в жизни он своей рукой убил человека! Более того, он вышел победителем из смертельного поединка!
В ушах Басара еще звучали крики и восхваления сарайской черни, когда он вернулся с площади домой. Басар поспешил в покои старшего брата, застав у того лекарей, которые осматривали его сломанную ногу.
Увидев в дверях взволнованного радостного Басара, который при виде врачей замешкался у порога, Солтанбек с улыбкой обронил:
– Рад видеть тебя живым, братец. Сегодня ты стал настоящим мужчиной!
– Благодаря тебе, брат, – промолвил Басар, приблизившись к Солтанбеку и взяв его за руку. – Я решил стать воином, как и ты.
Глава 10. Татары идут!
– Скоро же ты забыл мои благодеяния, брат, – с обидой в голосе выговаривал Всеволоду Аким. – Вспомни, ты приехал в Москву прошлой осенью без средств к существованию. Я на свои деньги выстроил тебе дом, взял тебя пайщиком в свои торговые дела. Можно сказать, на ноги тебя поставил, а ты начинаешь теперь нос задирать. Нехорошо, брат. Не по-христиански это!
– Не выдумывай, Аким, – возразил Всеволод. – Я нос перед тобой не задираю. По уговору, мы с тобой равноправные пайщики, но ты почему-то взял себе за правило помыкать мною. Гоняешь меня в дальние поездки то с товаром, то за товаром. Никакого передыху не даешь, словно я лошадь ломовая. Почти всю выручку ты себе забираешь, мне лишь жалкие крохи достаются. Разве это по-братски?
– Не забывай, брат, сколько деньжат ты мне должен за новый-то дом, – заметил Аким. – Вот расплатишься с долгами, тогда и доля твоя от общей выручки возрастет. Родство родством, а про выгоду забывать тоже нельзя. У меня ведь, в отличие от тебя, трое детишек подрастают.
– Стало быть, ты про свою выгоду всегда помнишь, Аким, а я про свою должен забыть, так, что ли? – огрызнулся Всеволод. – Не слишком ли большие проценты ты на меня навесил, брат? Чувствую, твое благодеяние оборачивается для меня долговой кабалой!
– Трудиться надо, брат, – нравоучающим тоном проговорил Аким, – тогда и с долгами быстро расплатишься. Значит так, завтра выедешь в Рязань, закупишь там лен и гречиху. По слухам, на Рязанщине ныне лен богато уродился.
– Окстись, брат! – возмутился Всеволод. – Я лишь позавчера из Торжка прибыл с грузом мехов и моржового клыка. Передохнуть бы мне надо. Езжай-ко ты сам до Рязани.
– Не могу я в Рязань ехать, дел у меня полно в Москве, – рассердился Аким. – Лето на исходе, в эту пору множество купцов иноземных идут речным путем через Москву с севера на юг. Нужно успевать сбывать гостям чужеземным залежалый товар.
– Я тоже не могу Москву покинуть, – в тон брату заявил Всеволод, – у моей супруги недавно выкидыш случился, больная она лежит. Не могу я оставить Агафью в таком виде. Ей сейчас надобны уход и утешение.
Аким вскочил со стула и забегал по светлице, топая сапогами. Его лицо исказила гримаса неприязни.
– Ты – дурень набитый, братец! – Подскочив ко Всеволоду, Аким постучал костяшками пальцев по его лбу. – Зачем ты связался с этой Агафьей? Ведь ты же знал, что она была гаремной наложницей. Одному богу ведомо, сколько выкидышей у нее уже было в прошлом, ибо немало басурман прошло через ее постель. Чрево Агафьи более не способно к деторождению, это тебе любая повитуха скажет.
– Заткнись, Аким! – Глаза Всеволода налились гневом. – Не доводи меня до греха!
Однако Аким не унимался.
– Я же предлагал тебе в жены свою свояченицу Прасковью, деву чистую и непорочную. Но ты отказался от Прасковьи ради своей сарайской блудницы, талдыча мне про взаимную любовь. В результате Прасковья вышла замуж за суконщика Адама, который явно не прогадал. Ты же, братец, остался с носом и со своей хворой потаскухой, у которой никогда не будет детей…
Разъярившийся Всеволод прервал злобную тираду Акима, приложив его кулаком прямо в челюсть. Отлетев на два шага, Аким распластался на полу.
На шум прибежала Авдотья, Акимова жена. Ей кое-как удалось утихомирить мужа, который хотел уже броситься на Всеволода с табуретом в руках.
– Вы же родные братья, чего же вы грызетесь друг с другом, как недруги! – воскликнула Авдотья, силой усадив Акима на скамью. Она раздраженно добавила, оглянувшись на Всеволода: – Слушай, деверь, иди-ка ты к себе домой! Не столкуешься ты сегодня с братом своим. Приходи к нам завтра.
Всеволод сдернул с вешалки свой плащ из аксамита и удалился, хлопнув дверью.
Шагая по Варьской улице к Бондарному переулку, где стоял его дом, Всеволод предавался мрачным раздумьям. Держит его Аким, как слугу, на побегушках. К тому же за одолженные в прошлом году деньги Аким взимает со Всеволода грабительские проценты. Выполняя поручения старшего брата, Всеволод мотается то в Тверь, то в Суздаль, то в Торжок, а получает за это сущие гроши. Этих денег Всеволоду и Агафье еле-еле на еду хватает, а ведь им еще нужно одеваться, заготавливать дрова на зиму, кормить двух лошадей. Теперь вот Агафья занедужила, на лекарей тоже деньги понадобятся.
