В битве на левом крыле, где командовал Агостино Барбариго, явно произошел перевес в пользу союзных сил.
Войска противника здесь были представлены в основном пиратами. Если янычары являлись хребтом турецкой армии, то мусульманские пираты — истинной силой османского флота, они были равны опытным, закаленным в войнах солдатам. Всего двенадцать из пятидесяти пяти кораблей левого крыла были венецианскими, но такая малочисленность компенсировалась безграничной ненавистью к туркам, которая накопилась у венецианцев за последние годы.
К тому же турки совсем недавно захватили их остров Кипр, учинив жестокую расправу над их соотечественниками. В данном случае тактика не имела никакого значения. При необходимости венецианцы готовы были сражаться голыми руками, они желали весом своих тел уничтожить турецкого врага.
Но за победу им пришлось дорого заплатить. Антонио да Канале, «волк критских морей», лежал неподвижно на носу своего корабля, и белая стеганая форма была сплошь покрыта кровавыми пятнами. Когда капитан погиб, лейтенант корабля сразу же заступил на пост командира.
Самой крупной потерей на левом крыле был флагманский корабль адмирала Барбариго. Он был сцеплен с галерой да Канале, с тем чтобы посадить врага на отмель. Во время схватки с вражеской эскадрой малиновый флагман Барбариго своей яркой окраской привлекал наибольшее внимание. Восемь вражеских судов окружили и атаковали венецианский корабль. После того как огненные стрелы турок подожгли паруса, оттуда огонь перекинулся на мачты и нок-реи. А малиновые весла были сломаны и унесены волнами.
И даже после этого ни один человек не покинул корабль. Весь экипаж пытался общими силами потушить пламя, и каждый, кто мог держать оружие, гребцы, даже кок со священником, — сражались с врагом. А на взятых турецких судах освобождали христианских невольников, которые затем били противника с тыла.
Барбариго видел, как враг ослабевает, он понимал, что победа уже близко. Флотоводец стоял на носу флагмана и делал все, чтобы подбодрить своих солдат.
Внезапно мушкетная пуля попала ему в правый глаз. Агостино показалось, будто по голове ударили куском железа, но из последних сил удержался на ногах. Перед ним в мутные воды медленно погружался корабль Сирокко. Он увидел, как раненый Сирокко прыгнул в море, но тут же был вытащен венецианскими солдатами, которые на ялике спасали всех живых.
Сирокко, пиратский капитан и правитель Александрии, скончался от ран три дня спустя. Лишь убедившись, что турецкий капитан был обезврежен, Барбариго упал. Федерико Нани, находившийся в нескольких шагах от него, принял командование.
Барбариго отнесли в трюм под палубу Если бы корма не сгорела дотла, его поместили бы в капитанскую каюту на мостике. Позвали доктора. Выяснилось, что Барбариго не только был ранен в правый глаз. Стрела проникла глубоко между узкими швами доспехов.
Когда доктор вытащил стрелу, кровь хлынула, залила доспехи около ног, где и запеклась. Венецианский адмирал потерял очень много крови, она до сих пор лилась из его бесформенной правой глазницы. Даже доктор был не в силах ее остановить. Все присутствовавшие в комнате были поражены, насколько быстро его лицо теряло цвет.
В этот момент по деревянным ступенькам торопливо спустился солдат, доложивший: корабли на вражеском крыле тонут, горят либо захвачены. Только что был поднят победный флаг.
В первый раз бледное лицо Барбариго осветила спокойная улыбка…
Основные силы возвестили о победе почти одновременно с левым крылом.
Наконец-то утих ожесточенный бой. Беспомощный флагман Али-паши притянули к галере дона Хуана для осмотра главнокомандующим. Он наткнулся на тело верховного адмирала в хорошо обставленной каюте на корме корабля; сердце турецкого флотоводца насквозь пронзила стрела. Оба его сына были захвачены в плен на собственных судах.
Союзники отрубили турецкому адмиралу голову, насадили ее на копье и подняли на мачту флагмана дона Хуана. На фланге Барбариго ни одному турецкому судну не удалось уйти.
Однако битва между христианским правым и мусульманским левым крылами шла к совершенно иному завершению. Дориа и Улудж-Али держались друг от друга на безопасном расстоянии. Хотя их корабли стояли на передовых, ни один не попытался атаковать другого в лоб.
Дориа, по сути дела, не нападал на врага, а лишь подталкивал его. Поэтому венецианские корабли под его командованием самостоятельно вступили в бой с эскадрой Улудж-Али. За этим шагом последовала героическая схватка, кульминацией которой стал взрыв, устроенный Бендетто Соланцо.
Как и на левом крыле Барбариго, на правом во время сражения погибли шесть из двадцати пяти венецианских капитанов. Маневрирование Дориа на фоне серьезной кровавой битвы многими годами позже повторил Нельсон в Трафальгарской битве, а затем уже в XX веке — Хэйхатиро Того в сражении в Японском море. Можно сказать, что в битве при Лепанто родилось современное военно-морское дело.
Корабли турецкого левого крыла атаковали венецианцев где могли. Там, где нападать не было возможности, они просто маневрировали. Эти суда добрались до вод, где Дориа при всем своем желании не мог проследовать, они направились к основным силам дона Хуана.
Три корабля рыцарского ордена Святого Иоанна с Мальты прикрывали правый край центра. Предводитель рыцарей проплыл на своем флагмане к дальнему правому краю, где стояли многочисленные корабли испанских и французских иоаннитов, готовых положить свои жизни в борьбе с неверными. В этот орден входили сыновья многих европейских аристократических семей.
Мусульманский же пират Улудж-Али, бывший христианин, не руководствовался какими-либо духовными соображениями. Единственной его целью было атаковать именно эти неприятельские суда. Он являлся правителем Алжира, и эта схватка между пиратами Алжира и рыцарями, защищавшими Мальту, имела дополнительное значение.
Улудж-Али принялся атаковать сзади мальтийские корабли, пока те помогали главным эскадрам. Рыцари на мальтийском флагманском корабле доблестно сражались, но все же к концу битвы на палубах лежали не мусульманские пираты в тюрбанах, а стройные люди, облаченные в доспехи. Сначала Улудж-Али взял рыцарский штандарт, а после захватил и сам флагман, хотя рыцари и их командующий все еще сражались на палубе.
Однако Улудж-Али в отличие от прочих «охотников в лесу» был одним из немногих истинных воинов Османской империи. Он не мог не заметить победные сигналы сначала на левом крыле, а потом и со стороны главных сил союзников. Тогда пират снова сменил положение своего корабля, который на этот раз тащил на буксире мальтийский флагман.
Улудж-Али развернул свое судно на сто восемьдесят градусов — носом к кораблю Дориа.
Алжирский правитель попытался было уйти, но и сейчас венецианские галеры из эскадры правого крыла разгадали замысел врага. Те из галер, что уцелели, сообща ринулись в атаку на турецкое левое крыло, суда которого как раз проходили мимо них.
