— Да. Он назвал это место Масса, что означало «доказательство». Доказательство могущества Бога.
— Но мне все-таки больше нравится вариант с «днем испытания».
Кир взял в руки кусок папируса и вгляделся в написанные на нем буквы.
— А как насчет Мелекиэля? Мелек был праправнуком царя Саула, но окончание я не понимаю.
— «Мелек» означает «царь», — сказала Калай. — «Эль» — Бог.
Варнава повернулся к Заратану. Тот прищурился, напряженно размышляя.
— Что-нибудь пришло в голову, брат?
— Мелек. Эль, — проговорил Заратан. — Царь от Бога?
— Превосходно, — сказал Варнава. — Ты не находишь, Калай?
— Да, очень близко к истине. Я бы перевела это, как «Бог — царь мой». А последнее слово, «магабаэль», не означает ни места, ни имени. Оно переводится «сколь благ Бог».
— Или просто «Бог всеблаг»? — сказал Кир.
Калай положила весло на колени. Заратан продолжал грести, ведя лодку вдоль отмели. Она повернулась к Варнаве и Киру. Влажное платье облегало ее фигуру. Сам Варнава и, как он догадывался, прочие братья прилагали все усилия, чтобы не смотреть на ее женственные формы.
— Не в обиду вам будь сказано, но мы не пришли ни к чему, — сказала она. — Вот что у нас получилось:
«Место встречи Иакова с ангелами.
Город, завоеванный царем Давидом.
Лучший воин Давида.
Место изгнания рода Вениаминова или эдомитский Манахат.
Место в Гебалене или еще одно эдомитское место.
Бог.
Город эдомитов в скалах или место в Моаве.
Бог.
Сын Ишмаэля, или „день испытания“, или „доказательство“.
Наконец… „Бог — царь мой“, „Бог“ и „сколь благ Бог“».
Калай издала горловой звук, выражая раздражение.
— Просто куча всякой ерунды.
— Примерно такой же, как то, что Господь наш — мамзер, — еле слышно сказал Заратан.
— Вам не кажется, что это карта? — задумчиво спросил Кир.
Калай дернула головой, а Варнава улыбнулся.
— А ты как считаешь?
— Ну, я не знаю, но если предположить, что первые два слова — имена людей, то остальные — названия мест. Кроме «Мелекиэль — Эль — Магабаэль», что похоже на своего рода символ веры. Ты никогда не пытался нанести их на карту?
Сердце Варнавы сдавила боль.
— Много раз, — ответил он. — Некоторые места в наше время просто невозможно найти, поэтому получается, что в карте нет никакого смысла. Но можешь попытаться, Кир, и я надеюсь, что ты это сделаешь.
Они прошли вдоль изгиба русла, и вдали показался Леонтополис. На суше у пристани толпились люди, по всей видимости прибывшие сюда для торговли и покупок на рынке. Мужчины и женщины ходили вдоль многочисленных прилавков, где торговали своими товарами купцы и ремесленники. Послышалось звучание флейт и пение. Вместе с ним ветер донес соблазнительные запахи жареного мяса и свежеиспеченного хлеба.
Заратан втянул воздух, и у него заурчало в животе.
— Боже милосердный, пожалуйста, пусть кто-нибудь даст нам поесть.
Варнава глянул на Кира. Последние два дня тот ничего не ел, но, судя по его виду, он не обратил внимания на эти запахи, продолжая всматриваться в кусок папируса.
— Что такое, Кир?
Кир краем глаза посмотрел на него.
— Думаю, ты заметил, какое число составляют буквы надписи.
— Да, — ответил Варнава, кивая. — О чем это говорит, тебе лично?
— Семьдесят одна буква. В иерусалимский Совет, великий Синедрион, собрания которого проходили на Храмовой горе, входил семьдесят один человек.
Кир все ближе подбирался к истинному смыслу документа. Его мысли устремились в Палату тесаных камней, место, где испуганные голоса нашептывали темные истины, а в тенях таились кинжалы. Каждая буква, каждое слово этого текста были эхом самой великой тайны их веры.
— Да, — тихо сказал Варнава. — И что?
Кир сглотнул.
— Возможно, это ключ?
— Ключ к чему?
— К тому, кто написал это, — ответил Кир почти шепотом.
Варнава почувствовал, как в его груди разгорается пламя.
— Я тоже так думаю.
— Кто же из членов Синедриона это был? — еле слышно прошептал Кир.
Варнава посмотрел на берег реки. Яркие полосы ткани развевались на ветру. Их лодка приближалась к длинной деревянной пристани, и несколько торговцев побежали к ним, держа в руках корзины с едой, одежды и покрывала. Они призывно улыбались и наперебой выкрикивали свои цены на товары.
— Я считаю, — прошептал Варнава, — что он был первым членом «Оккультум лапидем», ордена тайного камня.
— А ты — вторым? — спросил Кир, наклонившись к нему, его глаза блестели.
Варнава сглотнул комок в горле.
— Давай займемся продажей лодки и приготовлениями к путешествию в Палестину, — ответил он. — У нас будет время поговорить об этом в пути.
— Ну и дураки же вы все, монахи, — сказала Калай. — Бормочете о тайных обществах, когда ответ ясен как божий день.
Варнава и забыл про ее присутствие.
— Что же тебе ясно? — спросил он, оборачиваясь к ней.
— Насчет того, кто написал это послание, — сказала она, подбирая свой черный плащ и накидывая его на плечи.
Сердце Варнавы заколотилось в предвкушении разгадки. Он глянул на Кира. Тот сидел, затаив дыхание.
— Кто?
Калай ополоснула грязные руки в реке, потом зачерпнула воды и умыла лицо, покрытое потом.
— Лучший воин Давида, веривший в то, что царь его — Бог, и имевший тому доказательство.
Кир резко втянул воздух и снова уперся взглядом в папирус, складывая слова в фразу так, как сказала Калай.
— Возможно, она права.
— Она права, — прошептал Варнава, глянув на Калай и кивнув.
Учение о распутье
Ты сидишь на песчаниковом уступе, болтая ногами и глядя на мужчин и женщин, которые уселись вокруг Иешу в десяти шагах от тебя. Они прикрыли головы белыми гиматиями и молятся.
Вы все на грани большой беды, а они тратят время попусту, молясь, вместо того чтобы искать оружие и союзников в грядущей войне с римлянами. Поначалу ты был достаточно наивен, полагая, что этого хочет и сам Иешу. Ты слышал, как однажды он заговорил о Риме и римлянах. «Разрушу дом сей, и никому не восстановить его. Стоящий рядом со мной стоит у огня».
Ты ждал, чтобы тебя воспламенил огонь борьбы с Римом, и встал в ряды его последователей. Но теперь вера твоя угасла: оказалось, что ты никогда не понимал смысла его слов.
