— Я ничего не делал, первосвященник, клянусь! — умоляюще говорит он.
— Ты здесь не для того, чтобы оправдываться, бен Бани, — отвечает ему Каиафа. — Ты должен дать показания насчет Иехошуа бен Пантеры. Ты сказал стражникам Храма, что провел последние два дня, слушая проповеди бен Пантеры в Храме. Ты хоть раз слышал, чтобы, он говорил о низвержении Рима?
Человечек поворачивается к Иешуа и смотрит на него широко открытыми глазами.
— Нет, первосвященник. Он никогда ничего такого не говорил. Он сказал, что разрушит Храм и в три дня восстановит его, и среди тех, кто был рядом со мной, были и такие, кто считал, что он применит насилие, чтобы добиться этого. В особенности зелоты. Но смысл его слов не в этом.
Старый Йоханан поднимает руку и снова встает.
— Знаю тебя, Йоханан бен Иаков, — говорит Каиафа, кивая.
— Ты когда-нибудь слышал от него слова о том, что в нем кровь царей, что он происходит из дома Давидова?
Ханох нервно дергает головой.
— Нет, он никогда такого не говорил. Но я слышал, как он спорил с фарисеями насчет машиаха.
— И что он говорил? — спрашивает Каиафа.
— Он спрашивал, не считают ли фарисеи, что машиах — сын Давидов. Когда они сказали «да», он ответил, что это бессмыслица, поскольку в священных книгах Давид именует машиаха Господом, а это значит, что машиах не может быть его сыном.
[75]
По залу начинается перешептывание.
— Он когда-нибудь призывал к насилию? — спрашивает Йоханан, повышая голос, чтобы перекрыть шум. — Особенно в тот день, когда он спровоцировал бунт? Проповедовал ли он в Храме учение зелотов?
— Он сказал нам, что человек должен возлюбить врагов своих, — дрожащим голосом отвечает Ханох. — Благословлять их, а не проклинать. Я ничего не слышал о насилии.
— Ты видел, как он встречался с зелотами?
Бен Бани моргает.
— Он говорил со всеми, кто приходил к нему. Некоторые из них были зелотами. Но на этой неделе здесь половина людей либо зелоты, либо сочувствующие им.
Члены Совета тихо обсуждают сказанное им. Каиафа вступает в разговор.
— У кого еще есть вопросы к свидетелю? — спрашивает он.
— У меня, — говорит Шимон, вставая, его голубые глаза прищурены. — Бен Пантера когда-нибудь говорил, что он богоизбранный, о котором пророчествуется в священных книгах?
Ханох поворачивается к Иешуа, и его глаза светятся от счастья.
— Нет, но я верю в это, — тихо, с почтением говорит он. — Я был учеником Йоханана Крестителя. Когда его убили, я понял, что Иешуа бен Пантера — избранник народа Израилева, тот, кого мы ждали.
— Тот, кто низвергнет врагов наших и воцарится вовеки? — спрашивает Шимон.
— Да.
Рот Шимона искривляется в мерзкой ухмылке.
— В этом, я полагаю, и есть причина обвинения в государственной измене, — говорит он. — Ему и не надо провозглашать, что он из царского рода Давидова. Достаточно сказать, что он — Избранный, а остальное само собой разумеется. И Пилат может делать выводы о том, что он планирует низвергнуть Рим и стать нашим царем.
Мое сердце замирает. Шимон прав, я понимаю это. Государственная измена по отношению к Риму — очень скользкое обвинение. Его можно выдвинуть во многих случаях, начиная от оскорбления римского центуриона и заканчивая военным походом на Рим… или провозгласив себя царем, тем самым нарушив божественное право Тиберия Цезаря.
Шимон садится.
— Иехошуа бен Пантера, желаешь ли ты дать отвод свидетелю, либо задать ему встречный вопрос? — спрашивает Каиафа.
Иешуа хранит молчание.
— Охрана, уведите этого свидетеля и выведите вперед Делоса, сидонийца, — приказывает Каиафа.
Мужчина сам выходит вперед, не дожидаясь, пока его выведут охранники. Их такое поведение явно не радует, и они бросаются следом за ним. Делосу на вид лет двадцать пять, у него вытянутое худое лицо и блекло-золотистые волосы. На нем коричневая римская туника и белый гиматий.
— Я Делос, — говорит он, становясь перед Каиафой. — За давай свои вопросы.
Каиафа жестом, показывает охранникам, чтобы они немного отошли назад.
— Ты сказал стражникам, что прибыл сюда из Сидона со своей больной дочерью. Это…
— Да, — отвечает он. — Моя дочь была одержима тремя демонами. Я пришел, чтобы умолять Иешуа бен Пантеру изгнать их.
Йоханан поднимает руку, и Каиафа кивает ему.
— Ты когда-нибудь видел, чтобы он говорил с зелотами? — спрашивает он.
— Нет.
К допросу подключается Каиафа.
— Он изгнал демонов из твоей дочери? — спрашивает он.
— Да, первосвященник. Моя дочь здорова, впервые за шесть лет ее жизни.
— Ты когда-нибудь слышал, чтобы он говорил о том, что римские власти должны быть низвергнуты силой?
Сидониец открывает рот, чтобы ответить, и задумывается.
— Настаиваю, чтобы ты отвечал правдиво, — добавляет Каиафа.
— Я слышал, как он сказал, что принес не мир, но меч, — неуверенно говорит Делос. — Но я думал, что это означает…
— Думаю, все мы знаем, что это означает, — тихо произносит Анна, вставая на другом конце зала.
Делос в отчаянии глядит на Иешуа.
— Этот человек творит чудеса силой Божией! Он один из священных «помазанников», обещанных нам пророками древности. Будь вы умнее, отпустили бы его и помогли скрыться из города, прежде чем он попадет в мерзкие лапы римлян!
— Можно это прокомментировать, первосвященник? — спрашивает Анна.
Каиафа кивает.
— Есть и такие, кто утверждает, что он исцеляет силой Вельзевула, изгоняет демонов силой другого демона, — говорит Анна. — Как Пантера сможет ответить на такое обвинение?
— Бен Пантера, творишь ли ты свои чудеса силою добра или силою зла? — спрашивает Каиафа.
Иешуа молча стоит, склонив голову.
Один из храмовых стражников ударяет его ладонью.
— Отвечай первосвященнику.
Иешуа стискивает зубы.
— Если я делаю что-то силою зла, покажите мне это зло, — отвечает он после долгой паузы. — Если же нет у вас таких доказательств, почему позволяете ему бить меня?
