Ливни задумчиво погладил бороду ладонью.
— А до того, как она стала прачкой? Чем она занималась?
— Я не знаю, чем она зарабатывала на жизнь. Но для меня это не имеет значения.
В глазах Ливни появилось выражение печальной задумчивости.
— Она не покаялась?
— Нет, и, будь я на твоем месте, я не стал бы говорить с ней об этом. Я слышал, как она рассказывала, что ее семья погибла во время гонений. И она винит в этом церковь.
Варнава вспомнил, как случайно услышал разговор Кира и Калай тогда утром, на берегу Нила. Впоследствии он задумывался, не следует ли поговорить с ней по этому поводу, но решил подождать.
— Жаль. Но думаю, когда придет время, ты сможешь обсудить с ней учение Господа нашего.
— Если мы найдем выход из нынешнего затруднительного положения и выживем, то я готов рискнуть получить от нее кинжал между ребер.
Ливни махнул рукой в сторону темных стульев с высокими спинками, стоящих у стола.
— Садись. Рассказывай, что привело тебя ко мне.
Варнава примостился на один из стульев и резко выдохнул.
— Ты выглядишь лучше, чем я ожидал.
Ливни сел во главе стола. Когда он наклонился вперед, облокотившись на темное дерево столешницы, его длинные волосы упали с плеч. Сверкающие, полубезумные глаза были наполнены слезами.
— Мне приснилось, что ты придешь. Бог сказал мне, что надо быть готовым к твоему приезду. Я так рад тебя видеть.
— Господь сказал тебе? — спросил Варнава, испытывая такое же, как в былые годы, благоговение.
— О да, — ответил Ливни, оглядывая пещеру. — Здесь каждый камень дышит словом Божиим. Но он не сказал мне, в чем причина твоего прихода.
Варнава наклонился вперед и коснулся руки Ливни.
— Мне нужна твоя помощь.
— В чем? Это связано с тем, что лежит в этом старом мешке из газельей кожи? — спросил Ливни, показывая на мешок с книгами, лежащий на дальнем конце стола.
— Отчасти. У нас дело великой важности. Ты помнишь папирус? — спросил Варнава, переходя на шепот.
Улыбка исчезла с лица Ливни. Несмотря на то что они за свою жизнь перевели сотни свитков, старинных рукописей и текстов на кусках папируса, был лишь один документ, заслуживающий, чтобы о нем говорили шепотом. Ливни взял пальцы Варнавы в свои и крепко сжал.
— Ты нашел это! Скажи, что нашел!
— Нет, и извини, что заставил тебя надеяться. Именно поэтому я здесь.
Лицо Ливни обмякло, а серые глаза затуманились. Он внезапно понял все.
— Ты в опасности? Из-за папируса?
— В большей опасности, чем можно выразить словами. Несколько дней назад в наш монастырь прибыл епископ из Рима. Он привез нам эдикты, принятые собором в Никее. В ту же ночь монастырь подвергся нападению. Отравили еду на вечерней трапезе. Все погибли. Их убили из-за книг. Двое братьев, я и Калай сбежали, спустившись по Нилу на ее лодке. И я уверен, что нас до сих пор преследуют.
— Кто?
Варнава покачал головой.
— Римского епископа звали Меридий. Ливни, если они настолько напуганы, что готовы убить десятки невинных монахов, они способны на все. Когда мы уедем, тебе следует принять меры предосторожности.
Ливни запрокинул голову и одарил Варнаву самой кроткой улыбкой.
— Я пытался умереть в течение более чем двадцати лет, друг мой, и Бог не допустил этого. Тем не менее я, безусловно, приму меры предосторожности. Не для себя, конечно, но ради тех юношей, которые избрали путь обучения у меня.
— Я удивился, увидев их здесь. Ты больше не отшельничаешь?
— Я был отшельником, а стал учителем, — ответил Ливни, пожимая плечами.
Многие годы Ливни вообще никто не посещал, не говоря уже о том, чтобы остаться жить с ним и учиться у него, и, судя по всему, эта перемена его сильно радовала.
— Совместное чтение Священного Писания прежде всего и наши долгие беседы доставляют мне огромную радость. Я уже забыл о безмятежности…
В пещеру вошли Тирас и Узия. В их руках были две тарелки с хлебом и сыром, два кувшина с вином и керамические чашки с отбитыми краями. Они поставили все это на стол между Варнавой и Ливни.
— Брат Варнава, твои товарищи уже идут, — сказал Тирас. — Тебе принести еще что-нибудь?
— Нет, Тирас, благодарю тебя.
Из туннеля вышли Калай и Заратан, который тут же покрутил носом, принюхиваясь. Он едва ли не бегом пересек пещеру и плюхнулся на стул поближе к еде. К счастью, ему достало выдержки не схватить ее с тарелки, но он впился в нее взглядом, как хищник, готовый к прыжку.
— Каирос, — сказал Ливни, склонив голову.
Варнава и Заратан тоже склонили головы, присоединяясь к молитве.
— Во славу Отца, Сына и Святаго Духа, прежде, ныне и во веки веков. Аминь.
Подняв голову, Варнава увидел, что Калай смотрит на них, презрительно прищурившись.
— Позвольте мне налить вам вина, а сыр и хлеб берите сами, — сказал Ливни.
Руки Заратана метнулись со скоростью атакующей змеи. Прежде чем Ливни успел встать, во рту у Заратана уже был кусок сыра, а другая рука судорожно отламывала кусок хлеба.
— Думаю, Заратан, ты ошибся со своим призванием, — со скукой в голосе сказала Калай. — Тебе следовало стать карманником.
Заратан, продолжая жевать, буркнул в ответ что-то неприятное, похожее на «уж кто бы говорил».
Ливни наполнил вином четыре чашки, передал их сидящим и снова сел.
— Думаю, это была попытка очернить тебя, милая, — сказал он.
— Да уж, сидя всего лишь через стол от меня, он очень храбрый, не то что я. Я не стану оскорблять человека, если у него нож под рукой.
В пещере повисла тишина. Все посмотрели на Калай. Она небрежно отломила кусок хлеба, прожевала его и запила хорошим глотком вина. Проглотив, она продолжила разговор.
— Надеюсь, брат Варнава рассказал тебе, что нас преследуют взбешенные убийцы. Возможно, ты захочешь выпроводить нас при первой возможности?
— Да, он сказал мне, — ответил Ливни, кивнув. — Но что это за люди? Ведь у тебя наверняка есть некоторое представление о них?
— Возможно, они… — начал Варнава.
— Благочестивые люди, — перебила его Калай. — Всю жизнь проводящие на коленях, но тем не менее хорошо владеющие воинскими искусствами. Возможно, члены какой-то тайной организации, созданной, чтобы защищать чистоту вашей веры.
— Что за организация? — с удивлением спросил Ливни.
— Подозреваю… — попытался вставить слово Варнава.
— Думаю, это храмовая стража, — снова перебила его Калай. — Но возможно, они…
