— Тирас, возьми с собой Узию и приготовьте постели нашим гостям, — сказал он. — А потом идите в пещеру, где мы читаем, и займитесь Деяниями апостолов. Особое внимание обратите на те места в тексте, где описываются Страсти Господни. Мы обсудим это завтра.
— Да, авва Ливни, — ответил Тирас, поворачиваясь к сидящим за столом. — Да пребудете в мире, братья и сестра.
— Да пребудете в мире, Тирас и Узия, — ответил Варнава.
Заратан сказал то же самое, не переставая жевать. Калай нахально подмигнула юношам.
В ужасе глянув на нее, оба ученика Ливни вышли.
Варнава и Ливни, не сговариваясь, посмотрели на Калай. Она поняла, в чем дело, и поджала губы, будто у нее во рту оказалось что-то кислое.
— Достаточно. Я и сама более не желаю слушать вашу болтовню. Пойду наружу, подожду, пока вернется брат Кир.
Встав, она широким шагом направилась к туннелю, ведущему к выходу.
Варнава посмотрел на Ливни. Тот тихо сказал:
— Возможно, нам следует поговорить наедине.
Заратан поспешно проглотил хлеб, которым был набит его рот.
— Но я тоже все знаю про папирус! Я даже помог перевести некоторые слова.
Варнава любезно кивнул.
— Да, ты сделал это, и я благодарен тебе. Но мне и Ливни надо очень многое обсудить. Папирус — лишь одна из тем. Возможно, будет лучше, если ты подождешь снаружи вместе с Калай. Когда вернется Кир, ты сможешь привести его сюда, и мы все вместе обсудим текст папируса.
— Калай может сделать это не хуже меня, — ответил Заратан, в раздражении вставая и с грохотом отодвигая стул.
Схватив со стола еще один ломоть хлеба, он поспешно вышел. Ливни с сочувствием посмотрел на него.
— Гордыня — самое тяжелое из препятствий.
— Я много раз говорил ему об этом.
— Сколь долго он монашествует?
— Три месяца.
Варнава поднял чашку и отхлебнул вина. Он чувствовал, что Ливни не сводит с него глаз, глядя в которые он уже мог ощутить всю тяжесть предстоящего разговора.
Ливни дождался, пока стихнут голоса уходящих.
— Сколько осталось в живых членов «Оккультум лапидем»? — шепотом спросил он.
— Мы двое, и молю Бога, чтобы Симеон из Аполлонии тоже был жив.
Ливни погладил рукой лежащий перед ним свиток.
— Варнава, я думаю, что нашел ответ в Евангелии от Никодима.
— Никодима? Но я же тысячу раз читал его. Где? Какие из стихов?
— В истории об Йосефе Харамати.
Ливни назвал ученика Иисуса иудейским именем, вместо привычного Иосиф Аримафейский.
— Помнишь? После того как он спрятал тело Господа нашего в гробнице в своем саду, Каиафа и Анна пришли в бешенство. Они отдали приказ арестовать его. Неделю решали вопрос о его судьбе, а Йосеф сидел в тюремной камере, в которой не было окон.
— В камере, единственный ключ от которой был у Каиафы.
[81]
— Да, — послышался в полной тишине шепот Ливни.
Несколько мгновений Варнава слышал доносящийся снаружи шум прибоя. Волны все сильнее бились о берег. Может, поднимается шторм?
— Что еще, Ливни?
— Когда в первый день недели Каиафа открыл дверь, камера оказалась пуста. Йосефа там не было.
— Да-да. Я все это знаю. Но какое отношение эта история имеет…
— Неужели не понимаешь? Священники пришли за Йосефом, после того как Финей, Адас и Ангий вернулись в Иерусалим из Галилеи и сказали первосвященнику: «Мы видели Иешуа и его апостолов восседающими на горе Мамлих». Они думали, что он жив! Они сказали: «Приведите Йосефа Харамати, и он приведет к тебе Иешуа». Они и вправду верили, что Йосеф знает, где Господь наш, и выдаст его. Но они не нашли Йосефа в темнице!
Лицо Ливни светилось от радости. Он рассказывал все это так, будто эти события случились несколько дней, а не столетий назад.
— Так какое же отношение это имеет к папирусу? — терпеливо повторил свой вопрос Варнава.
Ливни наклонился вперед, между их лицами осталось не больше локтя. От него слегка пахло вином.
— Йосеф провел в бегах всю эту неделю, — прошептал он. — Он…
— Ливни, я читал Евангелие от Никодима. С некоторыми отклонениями Папиас излагает ту же самую историю в своих «Толкованиях пророчеств Господа». Так какое же отношение это имеет к папирусу?
— О, Варнава! — с искренним изумлением и радостью промолвил Ливни. — Как же ты удивишься, когда я скажу тебе…
Рядом послышались голоса, а затем и шаги. В пещеру, где сидели Варнава и Ливни, вошла Калай, а следом за ней — Заратан и Кир.
Судя по тому, что черные кудрявые волосы Кира не закрывали его бородатого лица, а были откинуты назад, ветер снаружи крепчал. Прямой нос Кира казался еще длиннее, а глаза еще больше походили на мерцающие изумруды.
— Кир, это Ливни, мой друг, — сказал Варнава. — Он великий знаток древних текстов.
Обойдя стол, Кир поклонился Ливни. Его одеяние, когда-то белоснежное, было покрыто грязью, пылью и засохшей кровью и плотно облегало его мускулистое тело.
— Брат, благодарю тебя, что приютил нас этой ночью. Обещаю, что мы уйдем прежде чем рассветет.
Ливни мягко возложил руку на голову Кира.
— Ты должен присесть и поесть, чтобы восстановить силы перед дальней дорогой, которая вам предстоит. Позволь мне налить тебе немного вина.
Кир глянул на Варнаву, будто в надежде, что тот сможет что-то прояснить насчет дальней дороги.
— Садись, Кир, — сказал Варнава. — Я объясню все позднее. Что там снаружи?
Кир сел на стул и протянул руку к лежащему на тарелке хлебу.
— Я осмотрел все вокруг, — сказал он, отламывая кусок хлеба. — Никого не видел, но следы повсюду. Не удалось выяснить, чьи они, поэтому не могу сказать точно, в безопасности мы или нет.
Ливни пролил немного вина на стол рядом с чашкой Кира и принялся вытирать его рукавом.
— Конечно же, здесь повсюду всякие следы. По берегу все ходят. Рыбаки, торговцы, купцы, иногда целые караваны.
Разлив вино по чашкам, он откинулся на спинку стула и снова посмотрел на Варнаву. В его серых глазах светился озорной огонек.
— Ливни, просто намекни мне, — с явным раздражением сказал Варнава. — И тогда мы сможем продолжить обсуждение вместе со всеми.
— Ты знаешь значение слова «маханаим»? — спросил Ливни.
Взгляды всех находившихся в пещере устремились на него.
