По пещере пронесся порыв ветра, и листы карт затрепетали. Ливни протянул руки, аккуратно придерживая их за углы.
— Тогда у нас проблема, — сказала Калай, не обращая внимания на слова Заратана.
— Потому что слово «селах» выпадает из ритма, — сказал Заратан, возможно, несколько громче, чем надо, и выпятил вперед покрытый юношеским пушком подбородок.
Калай поразил сам факт того, что он хоть что-то слушал. Она-то думала, что у него в голове только неприличные картинки.
— Да, правильно, — согласился Ливни, сморщив лоб. — Вы все совершенно правильно принимаете это во внимание. И к какому решению вы пришли по поводу слова «селах»?
Варнава оперся о локти, поставив их на стол.
— Мы думали, что это может быть название скального города эдомитов или какого-то места в Моаве.
— Хотя буквально это слово означает «скала», — заметила Калай.
Мужчины поглядели друг на друга, ожидая, что кто-нибудь что-то скажет.
— Дар Божий, Бог, скала? — с досадой сказал Заратан. — Просто смешно.
— Может, и нет, — ответил Кир, снова принявшись ходить взад и вперед. Пламя свечей отражалось на висящем у него на поясе мече, ритмично поблескивая. — Возможно, слово «селах» — скрытое указание на святого Петра. Ведь его имя тоже означает «скала».
— Да, по-еврейски его звали Кифа, а это и камень, и скала, — сказала Калай.
Ливни выпрямил пальцы и уперся в них подбородком.
— Об этом я не думал, — признался он. — Но это именно та уловка, к которой Иосиф Аримафейский мог намеренно прибегнуть, чтобы сбить с толку праздного читателя. Как думаешь, Варнава?
Варнава провел пальцами по седым волосам. В слабом свете свечей его запавшие глаза казались остекленевшими.
— Возможно… но мне не кажется, что это правильно.
— Что ж, хорошо, — сказал Ливни, беря в руки кувшин и наливая себе еще вина. — Давайте займемся словами «масса, масса». Кир, что думаешь?
— Думаю, это может быть ссылкой на сына Ишмаэля в Книге Бытия.
— Я абсолютно уверена, что это идет от «масса умериба», что переводится буквально как «доказательство и спор» или «испытание и соревнование», — сказала Калай, не ожидая, когда ее спросят.
— Точно так же это может означать оракула, говорившего с царем Лемуэлем, — возразил Варнава. — Но проблема в том, что папирус написан не еврейскими буквами, а латинскими. Очевидно, именно для того, чтобы пустить читающего по ложному следу, поскольку, не имея еврейских слов, написанных еврейскими буквами, мы не можем догадаться об их истинном смысле.
— Хм, да. Совершенно верно, — согласился Ливни. — В латинском написании слово выглядит как «масса» и может быть абсолютно верной транслитерацией с еврейского, но по-еврейски оно может произноситься как «массха» или как «массах», а эти слова имеют совершенно разное значение. Вне контекста мы не можем считать, что правильно поняли его.
Поскольку Калай не умела читать и писать, такие тонкости ее не особо занимали, а вот Заратан всерьез задумался. Его светлые брови сдвинулись к переносице.
— Два перехода от берега, лучший воин Давидов прилег отдохнуть, Дар Божий, Бог, скала, доказательство, доказательство? Ерунда.
— Возможно, если мы правильно переведем слово «селах», все встанет на свои места, — со вздохом сказал Варнава.
Каменный пол пещеры был очень холодным, и Калай снова поджала ноги. Поставив себе на колени чашку с вином, она вновь задумалась над смыслом слова «селах». Крепость эдомитов, взятая штурмом Амазией, царем Иудеи. Не означает ли это просто каменной крепости? Если на папирусе приведена точная карта, важно будет выяснить, что это за крепость.
Откинув голову назад, она обвела купол пещеры рассеянным взглядом. Мужчины стали говорить тише.
Может, Заратан прав и все это полная ерунда. Взяв кувшин, она подлила себе вина. По жилам разлилось приятное тепло, позволившее немного забыть обо всей опасности ситуации, в которой они находились. Можно было насладиться короткой передышкой.
— Ты скоро уже языком перестанешь ворочать, что тогда нам с тобой делать? — с вызовом спросил Заратан.
— Не дум-ю, что х-чу т-вечать на т-кой вопрос, — сказала Калай, намеренно прикидываясь, что у нее язык заплетается от выпитого вина. — Ты что-нибудь п-думаешь, а в тв-ей молод-й г-лове и так хв-тает всяких мыслей.
Заратан густо покраснел и злобно посмотрел на нее, стиснув зубы.
— Я ухожу, — резко сказал он, так, будто ее это должно было обидеть. — Где мне лечь спать?
Ливни поднял взгляд.
— Тирас и Узия устроили вам постели в пещере у входа и будут стоять на страже всю ночь, чтобы вы могли спать спокойно. Постарайся отдохнуть.
— С превеликим удовольствием, брат. Благодарю сердечно, — ответил Кир.
Заратан направился к выходу, а Ливни с Варнавой снова занялись картой. Они о чем-то перешептывались, показывая пальцами на какие-то закорючки и не обращая внимания на остальных.
Кир махнул рукой Калай, чтобы привлечь ее внимание, и кивнул в сторону выхода, предлагая уйти.
Калай встала со стула и пошла вслед за ним.
В пещере у выхода они увидели Заратана, который успел укутаться в одеяло. Рядом лежали еще три одеяла. Когда они прошли мимо него, Заратан перевернулся на другой бок, спиной к ним. Калай и Кир вышли наружу.
С моря надвигался туман, призрачно-белый в лунном свете. Кир спустился на пару шагов вниз, чтобы их не слышали внутри пещеры.
Калай двинулась за ним, раздумывая, зачем это ему понадобилось выходить из пещеры для разговора с ней.
Наконец Кир остановился в ложбине, скрытой от света луны, и откинулся назад, опершись на край скалы. Ветер нес мимо них клочья тумана.
— Что ты думаешь о Ливни?
— Странный он, — ответила Калай, пожимая плечами. — Сначала я ему не верила, но он мне понравился.
— А двое его помощников?
— Это же еще мальчишки, Кир. Они для нас не опасны.
Их окружал мерцающий в лунном свете туман. Казалось, даже черные волосы и борода Кира приняли в себя часть этого свечения.
— Ты веришь Ливни? — спросил Кир, запрокидывая голову.
— Если ты о том, что папирус следует переводить буквально, то это выглядит куда более осмысленно, чем все наши попытки.
— Но ведь Заратан прав: получается полная ерунда.
— Все выглядит ерундой, пока ты не начнешь это понимать, Кир.
Она взглянула на странного вида камни, проступающие в пене прибоя. Их освещала луна, пенные воды блестели, как серебро, по песку тянулись чернильные тени, отбрасываемые скалами. Туман плыл в их сторону над темным песком. Ей захотелось представить в своем сознании и воспроизвести звуки ветра и волн так, как ее учили, согласно правилам древней религии, которой она придерживалась. Но она опасалась, что это вызовет раздражение у Кира, чья душа была всецело отдана христианству.
