Проследив за его взглядом, Ливни посмотрел на их лица.
— В старейших версиях Евангелия от Марка нет упоминания о воскресении. Они заканчиваются восьмым стихом шестнадцатой главы.
— Но разве Ириней и Ипполит не упоминали о стихе девятом? — спросил Заратан. — Они жили во втором — третьем веках. Ведь это доказывает…
— Это доказывает, что даже тогда люди осмеливались брать в руки перо и искажать тексты Евангелий, — мрачно сказал Ливни. — Мифотворчество ценой исторической правды. Бесчестно. Мои тексты на еврейском и арамейском языках относятся ко второй половине первого века. Они написаны спустя всего несколько десятилетий после распятия Господа нашего. А имеющееся у меня Евангелие от Фомы на еврейском языке датируется сороковым годом, самое позднее — пятидесятым. Думаю, оно было записано раньше, чем Послания Павла. Забери их с собой. Не дай грязным рукам и перу церковных переписчиков коснуться их.
— Не дам, клянусь.
«Интересно, — подумал Варнава, — как я выполню это обещание, если мы все-таки попадем в плен?»
Он продолжал зашивать рану. Кровь текла все слабее и слабее, но он видел, что лицо Ливни бледнеет от болевого шока и потери крови. Сделав последний стежок, Варнава завязал нитку.
— Тирас, собери все одеяла, — сказал он. — Нам надо не дать Ливни замерзнуть, пока он будет спать.
Тирас побежал в туннель.
— Но разве мы не уйдем как можно скорее? — с надеждой в голосе спросил Заратан.
Варнава улыбнулся, глядя в наполненные болью глаза Ливни.
— Как только соберем книги, о которых сказал Ливни.
В ответ он едва улыбнулся, словно подтверждая, что обязанность защищать подлинные тексты Евангелий переходит от одного надежного человека к другому. Ставкой в этой игре была не больше и не меньше, чем сама Истина.
Подняв дрожащую руку, Ливни указал на маленькое отверстие на правой стороне стены пещеры.
— Евангелие от Фомы там, а Марк…
Он показал пальцем на большую угловатую дыру.
— Евангелия от Марка и Матфея там. Но есть и другие книги. Ранняя версия Послания к Евреям, второй том «Толкований пророчеств Господа» Папиаса…
Тирас вернулся и принялся накрывать Ливни одеялами. Тот продолжал диктовать список книг.
Примерно в течение часа Варнава и Заратан собирали и аккуратно укладывали в потрескавшийся кожаный мешок, найденный Тирасом, древние папирусы, свитки и рукописи.
Наконец Ливни закончил диктовать и позволил себе забыться сном.
Варнава отошел от стола и подал знак Тирасу, чтобы он шел наружу вместе с ними.
Они стояли на песке на берегу.
— Заратан, пожалуйста, принеси оба мешка и навьючь их на нашу лошадь, привязав за холку, — сказал Варнава.
— Да, брат.
Затем он обернулся к Тирасу. Юноша испуганно глядел на него, будто единственным его желанием было сбежать подальше от всего этого.
— Тирас, помни, что «есть свет внутри человека света, и он освещает весь мир. Если этот человек не светит, он во тьме».
[95]
Тогда не найдет он Царствия.
Варнава положил руку на плечо юноше.
— Свети, Тирас. Будь человеком света, как он учил тебя.
В глазах Тираса появились слезы.
— Постараюсь, брат, — ответил он, кивнув и почтительно поклонившись. — Не беспокойся. Я позабочусь о нем.
— Знаю.
Развернувшись, Варнава пошел к лошадям.
Глава 36
Заратан помог Киру закрепить мешки на спине лошади, время от времени поглядывая на Калай. Женщина стояла на коленях у тела мертвого убийцы, обыскивая его. Она уже ополоснула лицо и волосы в море, но темные пятна на платье остались.
— Калай сказала мне, что ты спас ей жизнь, — подчеркнуто серьезно сказал Кир. — Благодарю тебя, брат. Понимаю, что сделать это было нелегко.
Заратан отвел взгляд, перебирая веревки, которыми были закреплены мешки. Что тут можно сказать? Его запястья до сих пор болели от напряжения мышц, которое потребовалось, чтобы в панике нанести этот удар, но куда хуже была боль, казалось навеки поселившаяся в его сердце.
«Что бы там ни говорила Калай, я убил его. Если бы не мой удар, он был бы жив».
— Ты в порядке? — тихо спросил Кир.
Странно, но Заратан почувствовал, что ему трудно поделиться этой болью с кем угодно, даже с самыми близкими людьми.
— Кир, ты… ты солдат, — осторожно ответил он. — Возможно, ты считаешь меня слабаком и дурачком. А я… я такой и есть.
Он с отвращением осознал, как дрожит его голос.
— Никогда до сих пор не дрался. Даже просто на кулаках. Всегда, когда ситуация грозила стать опасной, я уходил от нее. Считал, что именно этого хочет от меня Господь.
— Я тоже так думаю, брат, — согласился Кир, в последний раз поправляя веревки.
Запах моря становился все более сильным и резким.
Заратан вытер нос влажным рукавом.
— Я поступил как трус. Не дрался лицом к лицу, один на один, как мужчина с мужчиной. Подкрался сзади и ударил дубиной!
Кир положил руки на круп лошади. Его густые темные брови сошлись в линию над переносицей.
— Заратан, эти люди пытались убить нас. Всегда, если есть возможность, атакуй врага сзади. Цель в том, чтобы остаться в живых. Используй для этого все доступные способы.
— Даже такие, когда ведешь себя как трус?
Кир оглядел его.
— Если бы ты окликнул его и вышел на честный бой один на один, что бы произошло?
— Он… он убил бы меня.
— Правильно. Он был опытен в обращении с оружием, а ты — нет. Он бы снес тебе голову одним ударом, а потом бы развернулся и добил Калай. Вы оба были бы мертвы, а он бы напал на меня, увеличивая шансы на успех у того, кто дрался со мной. В результате были бы мертвы брат Варнава, Ливни, Тирас и я. А папирус и другие книги уже горели бы в огне.
— Но…
Заратан подавил рыдание.
— Если я все сделал правильно, почему я так плохо себя чувствую?
На губах Кира появилась горькая усмешка.
— Я впервые казнил человека в твоем возрасте, Заратан. В шестнадцать лет. У них это называлось «военная подготовка». Командир привел ко мне вражеского солдата, взятого в плен на поле боя. Он был грязным варваром, и его связали, как связывают свинью, перед тем как зажарить. Это уж точно не назовешь честным боем.
— И что ты сделал? — спросил Заратан, судорожно вдохнув.
