— Может быть. Где же мы сможем поговорить? Он указал рукой на равнину, лежащую у него за спиной.
— Близится буря. Судя по вашей одежде, пережить ее вам будет непросто. В вашем лагере запасов осталось немного. Если вы разрешите нам встать лагерем на вашей земле, мы предоставим вам наши чумы и поделимся едой. У наших охотников был славный год. Может, это как-то сгладит обиды между нашими народами? Мы в силах сделать это. Неужели Отец Солнце осудит, если мы во имя него заключим перемирие?
Ее глаза сузились. Она не ослышалась? Они предлагают перемирие и клянутся богом Народа? Что же это приключилось! Вправе ли она доверять этому человеку, который невольно располагает к себе? Он предлагает еду и чумы. Слишком много ночей провели они кутаясь в свои ношеные парки, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться.
— Я должна обсудить это с моими воинами. Он кивнул и развел руками:
— Только побыстрее, а то буря не за горами. Если ты примешь решение быстро, мы успеем разбить лагерь и приготовить еду на всех прежде, чем станет совсем скверно.
Она улыбнулась и кивнула, поймав его теплый взгляд:
— Постараюсь, Ледяной Огонь. Повернувшись, она пошла вверх по тропе.
Орлиный Клич и другие сидели у границы лагеря прижавшись друг к другу — холод уже давал о себе знать, — сжимая копья и время от времени бросая взгляд на сидящих внутри лагеря Других, которые сурово глядели на них в ответ и тоже сжимали оружие.
А в большом чуме сидели вожди двух народов. Пламя большого костра озаряло их усталые лица. Ароматы оленины и сладких корешков наполняли воздух.
Поющий Волк поглядел за полуоткрытый полог чума:
— Там холодает…
Пляшущая Лиса взяла еще кусок мяса и стала неторопливо жевать его.
— Может, это охладит их гнев, — сказала она.
— Гнев остывает медленно, — печально заметил Ледяной Огонь, вытирая жирные пальцы. Он бросил беглый взгляд на Певца, сумрачно озирающего чум.
— Некоторые из нас слишком много от вас вытерпели, — буркнул Красный Кремень, поглядев на Поющего Водка.
— Мы тоже, — спокойно ответил Поющий Волк, отирая жирный рот. — Я, между прочим, взял сердце вашего убитого воина и опустил его в Большую Реку, чтобы она принесла его в Лагерь Душ на морском дне.
— Ты… — Красный Кремень глубоко вздохнул. Он опустил глаза и, поднявшись на ноги, вышел из чума. Поющий Волк зажмурился и вздохнул:
— Боюсь, что установить мир будет непросто. — Он покачал головой. — Давно я не сидел в тепле… Вы простите меня, если я воспользуюсь случаем и посплю разок не стуча зубами от холода.
— Спи спокойно, друг, — ободрил его Ледяной Огонь. Поющий Волк стал заворачиваться в плащ, а Пляшущая Лиса сидела, глядя на огонь. Спокойствие и уверенность Почтенного Старейшины Других заразили ее.
— Ты удивляешь меня.
Она подняла глаза. Сердце ее кольнуло, как и весь этот вечер, когда им приходилось встречаться взглядами.
— Не думал я встретить такое здравомыслие у такой молодой женщины.
— Я больше не молода. — Она потерла глаза, чувствуя, как тяжкий груз ответственности давит на ее плечи. — Молодой я была три года назад — целая вечность прошла с тех пор.
Он помолчал, погладив пальцами шкуру, на которой сидела женщина.
— Удивительно, что никто не взял тебя в жены. От твоей красоты захватывает дух. Когда я смотрю на твое лицо, я вижу в нем нежность и волю. — Он помолчал. Впервые с тех пор, как она встретила его, в его голосе послышалась неуверенность. — У тебя есть любовник?
Она криво усмехнулась. Как ни странно, его прямой вопрос не задел ее.
— Я однажды любила. Но кажется, Сон овладел его душой глубже, чем я могла бы…
Ледяной Огонь понимающе улыбнулся:
— Волчий Сновидец. Цапля, должно быть, привела его к этому…
Она с интересом поглядела на него:
— Что ты знаешь о Цапле? О Волчьем Сновидце? Он расправил плечи, на лице его возникло строгое выражение.
— Я… я встречал его во Сне. Видишь ли, он… мой сын.
Она встрепенулась:
— Ты — его отец? Края его губ дрогнули.
— Да, его и Вороньего Ловчего. Поэтому я и не мог дать ему умереть — кем бы он ни стал. — Он поглядел на нее, сверкнув глазами:
— Это ужасная слабость? То, что я не мог убить моего сына?
Она задумалась. В сердце ее шевельнулась странная нежность.
— Нет, не думаю. — Она откинула волосы со лба. — Все мы, все народы, должны любить наших детей и заботиться о них. Это — будущее.
Он теребил пальцами потертый край своей лисьей накидки. Уголок — она заметила это — совсем замусолен, волосы почти все выпали, кожа износилась. Эта привычка — больше, чем что бы то ни было — показывала его затаенную слабость. В это мгновение он был не могущественным правителем, а усталым человеком — таким же, как она.
— Будущее… — повторил он. — Да. Именно поэтому я не мог видеть Вороньего Ловчего мертвым. Хотя он и заслужил это.
Она поглядела на него. В ней вновь вспыхнуло недоверие.
— За то, что он сделал против твоего Народа? Заметив ее холодный тон, он поднял глаза. Какое-то время он смотрел на нее, потом покачал головой:
— За то, что он таков, каков есть. — Он помолчал. — Сейчас я попытаюсь тебе объяснить… Мужчина или женщина, это все равно, — это душа вместе с телом. Так?
Она кивнула, ожидая, что он скажет дальше.
— Бывают телесные Недостатки. Кто-то рождается без пальцев, кому-то не хватает сил, чтобы перенести холод, или он захлебывается при родах, кто-то вообще рождается мертвым. — Он опять помолчал, подыскивая верные слова. — То же самое с душой. У Вороньего Ловчего чего-то не хватает. Он переполнен собой… одержим своей Силой. Беда в том, что у него бывают проблески, обрывки видений о том, что должно случиться. Только он не в силах расширить эту часть своей души и стать сопричастным Единству. Понимаешь?
— Стать сопричастным Единству… — повторила она, опираясь подбородком на ладонь.
— Да, — прошептал он, наморщив лоб. — Здоровая душа может расширить свои границы, поставить себя на место другого. Так и приходит мудрость. Я давно этому научился. — Он поглядел на огонь, в глазах его вспыхнула затаенная грусть. — Но Вороний Ловчий этого не умеет. Он не в силах сочувствовать другим людям, не в силах расширить свою душу.
Она потянулась к нему, коснувшись его плеча, и поглядела ему в глаза:
— Но ты все равно спас его? Они долго смотрели в глаза друг другу. Он повел бровью:
— Я не так уж жалостлив. — Он оглянулся и бросил взгляд на Поющего Волка. Но тот невозмутимо храпел. — Может, я еще большее чудовище, чем Вороний Ловчий. Я помог ему украсть Белую Шкуру.
