— Что же ты еще видел во Сне? — спросила она, стараясь увести разговор подальше; она намеренно не глядела на него, чтобы он не видел страха в ее глазах.
Он наскоро заглотил мясо, протянул ей то, что осталось от его куска, и затоптал покрытый золой кусок навоза.
— Придет кровь и смерть. — Он указал подбородком на север. — Я вижу не все, но знаю: мой путь предначертан. И мне не свернуть с него. Я как самец карибу, что гонится за самкой.
— Даже если тебе придется убить женщину, которую ты любишь?
Он безучастно кивнул:
— Даже если это принесет погибель нам обоим. Если бы я верил в эту брехню про Отца Солнце, я бы сказал, что я — его игрушка. Я должен совершить все это, чтобы показать его силу.
Она рванулась, пытаясь выскочить в занесенное снегом отверстие, но его могучая ладонь вцепилась в ее запястье и потянула назад. Крепкие руки воина обхватили ее. Она отбивалась, как могла, — в конце концов он повалил ее на землю. Он стоял упершись в ее грудь коленом, сжимая ладонью ее глотку.
Она посмотрела на его лицо, освещенное последней вспышкой догорающего малинового костра. Она пыталась не смотреть ему в глаза — они буравили ее, проникая прямо в душу.
«Он так красив… Совсем как Свет».
Его дыхание чуть-чуть отдавало только что съеденным мясом.
Он опустил голову, и их щеки соприкоснулись. Какая теплая у него кожа!
— Отпусти меня! — Она словно падала в мягкую темноту его глаз. У нее закружилось в глазах. Голод и усталость — или его Сила? — побеждали ее.
— Ты не хочешь быть моей? — тоскливо спросил он. Она качнула головой. Глаза их оказались совсем рядом.
— Никогда.
Черты его лица исказила горечь.
— Тогда мне придется применить силу. Он стал развязывать шнуровку ее парки. Она сопротивлялась. Взгляд его потемнел, когда он увидел шрамы, оставленные Кричащим Петухом.
— Я говорил, что никогда не сделаю тебе больно… — прошептал он, раздвигая ее колени.
Она сжала зубы и зажмурилась, ожидая боли. Но это было совсем по-другому, не так, как с Кричащим Петухом… Его плоть вошла в нее нежно. Боли не было.
8
Тусклый дневной свет лег на сугробы; резкие тени упали на изможденные человеческие лица — будто чьи-то темные пальцы щупали их. У входа в большую, сооруженную из снега хижину курился столбик дыма: кому-то удалось выкопать из-под снега немного мха и березовой коры. Дети, оседлавшие белые стены, пустились врассыпную, завидев вдали двоих — мужичину и женщину. Кричащий Петухом вышел им навстречу, сверкая единственным глазом, гневно задрав подбородок.
— Вороний Ловчий, — взмолилась Пляшущая Лиса. — Не делай этого. Ты же знаешь, он…
— Я уже говорил тебе. Я должен…
Кричащий Петухом зашагал им навстречу. Его морщинистое лицо горело в предвкушении расправы. Он встрепенулся, увидев кожаные ремни, стягивающие ее руки.
— Что это значит? — беспокойно спросил он. — Она ушла к Бегущему-в-Свете. Я поймал ее в пути, — мрачно произнес Вороний Ловчий, толкая ее к ногам мужа.
— Я… я не… — пролепетала она. Ее тошнило от страха. Кругом уже столпились люди. Широко раскрыв глаза, смотрели они на ее позор. Она шарила глазами по их лицам, как бы моля о сочувствии. Серая Глыба хотела было склониться к ней, но отпрянула назад. Не посмела. Старый шаман гневно сжал челюсти. Ткнув в Пляшущую Лису скрюченным пальцем, он спросил:
— Ты вздумала покрыть свой род позором, изменив мне?
— Нет, я просто сбилась с пути… Такая буря… «Зачем я лгу? Почему я не смотрю ему прямо в лицо? Пусть делает что хочет, пусть покажет себя во всей красе. Надо опозорить его больше, чем он — меня».
Вороний Ловчий побледнел. Вид у него был как у человека, против своей воли попавшего в совершенно непереносимое положение.
— Едва ли. Я нашел ее на тропе, по которой Народ пришел сюда. Она бежала обратно…
Гримаса боли исказила ее лицо: пережитая ночь вновь возникла в ее памяти.
— Я сбилась с пути! Я не знала, где я! Я не могла…
— Она шла обратно по твоим же следам, Кричащий Петухом, — сказал Вороний Ловчий, — и добралась до Мамонтового Лагеря.
— Лжец! — Внезапно она встретила его глаза. В них сквозила благожелательная насмешка. Заметив ее взгляд, он быстро отвернулся.
— Запирательство ей не поможет, — тихо сказал он. — Конечно, она все отрицает. Что ей еще остается. Но… но я прошу тебя, Кричащий Петухом. Возьми ее обратно к себе. Она не плохая женщина, просто растерялась, сглупила…
— Я не хочу назад! — закричала она. — Я его ненавижу!
Народ охватило смятение. Все смотрели на Кричащего Петухом. Здоровый глаз старика гневно буравил ее, а мертвый, белый, наполняла, казалось, слепая ледяная злоба. Шаман то сжимал, то разжимал кулак и вдруг со всей мочи ударил ее. Пляшущая Лиса коротко вскрикнула, как умирающий зверь. Она упала на колени, и ее стало рвать. Страшные судороги выворачивали ее пустой желудок.
Она с немой мольбой глядела на Вороньего Ловчего. А если обвинить его в насилии? Нет, все уже зашло слишком далеко. Кто ей поверит? Она опустила голову.
— Она пыталась бежать к моему недостойному брату, — сказал он тихо, словно эти слова доставляли боль самому ему. — Я привел ее обратно к мужу — туда, где ей подобает находиться.
— Встань! — Кричащий Петухом запрокинув ей голову, заглянув в полные слез глаза. Она попыталась встать на ноги, но голова закружилась, и она, не удержавшись на ногах, упала на спину.
— Отныне и присно, — заговорил ее муж, перекрикивая завывания Ветряной Женщины, — я отлучаю душу этой женщины от Блаженного Звездного Народа. Когда она умрет, тело ее закопают. И душа ее навсегда останется в земле среди корней, плесени и гнилости. Она покрыла позором наш род!
Лиса увидела, как ее старые друзья качают головами и расходятся по своим чумам. Некоторые из молодых женщин помедлили несколько мгновений, с печалью глядя на нее, — и тоже разошлись. Только Серая Глыба осталась — такая старая и хилая под своими мехами.
— Кричащий Петухом, — жалобно пролепетала старуха, — смилуйся над ней! Она еще такая молодая.
— Пошла прочь! — взвизгнул он, взмахнув в воздухе рукой. — Что, хочешь, чтобы я заколдовал твои ноги? Не сможешь ходить — не останешься с Народом.
Серая Глыба побледнела:
— Нет, но ведь ты…
— Так иди прочь поскорее!
Еще раз с печалью и жалостью посмотрев на Пляшущую Лису, она побрела к чуму.
Кричащий Петухом стал на колени. Его скрюченные пальцы вцепились в ее руку. Во взгляде его сверкала Угроза.
— Народ станет хихикать мне в спину. Скажут — собственную жену не смог удержать в повиновении…
