— Я знаю, что так нужно. Надеюсь, мы не опоздаем.
— К чему не опоздаем? — спросил Голодный Бык.
— Не знаю, — ответила Белая Телка, привязывая покрывало к своей суме и накидывая лямку на лоб.
— Эй! Послушай!
Но старуха уже зашагала по тропе, что спускалась к Лунной Реке.
Черный Ворон в недоумении уставился на друзей, почесывая толстый живот:
— Что это она еще выдумала?
— Непостижимо, — пробормотал Три Пальца, выбираясь из постели и собираясь в путь. — Но мне кажется, что лучше нам ее послушаться.
«Теперь ты должна быть вождем». Эти слова Терпкой Вишни настойчиво прозвучали в ее голове.
— Но я не могу. У меня нет для этого сил.
Сердце слабо стучало у нее в груди; она пристально смотрела на шест, одиноко торчавший перед вигвамом Тяжкого Бобра. В полдень упадет и он.
«А ты умрешь? И что же будет тогда? Если ты дашь ему себя убить, что будет с твоим сыном? с Голодным Быком?»
Ей показалось, что откуда-то сверху доносится шепот — голос Танцующей Оленихи. Морщась от боли в желудке, она напряглась, чтобы разобрать слова.
— Этого я не хотела. Я просто растила сына, старалась, чтобы муж был счастлив. Ни к чему такому я никогда не стремилась. Я всего-навсего хотела накормить мое племя. А теперь я превратилась в какое-то страшилище. Танцующая Олениха покончила с собой из-за того, что я помогала ей. Если бы не мое вмешательство…
Она сморщилась от боли и закрыла глаза. Серый предрассветный свет обрисовывал контуры вигвамов.
Она встала и выглянула наружу. Кровь застыла у нее в жилах. Прямо к одному из закопченных шестов ее вигвама был подвешен какой-то сверток. Из плотно свернутой кожи торчали черные вороньи перья.
Сдерживая рыдания, она сорвала сверток с шеста. Дрожащими неловкими пальцами развернула кожу и невольно вскрикнула, когда ей на руку посыпались белые червяки.
Что-то темное выпало из свертка и откатилось в сторону.
Она с трудом подавила желание закричать, с омерзением скидывая червей с пальцев. Сильная дрожь била ее; ей с трудом удавалось не завизжать. Она пошатнулась: желудок снова свело, хотя в нем была одна лишь желчь. Внезапно она увидела почерневший от крови комок из коры шалфея, на котором еще шевелилось несколько белых червей. Менструальный тампон! Чей? Конечно, ее. Иначе Тяжкий Бобр не воспользовался бы им для колдовства.
— Частица… моей… души… — Она начала задыхаться. — Ему в руки попала частица моей души! Он победил. Я умираю. Я чувствую, что умираю.
Она с трудом сглотнула. Воздух едва проходил по сведенному страхом горлу. «Что же делать? Куда бежать? Как спастись?»
Над головой, шурша крыльями, прошелестели две чер-|ные тени. «Вороны!»
Слезы полились по ее щекам. «Он отдаст мою душу воронам. А что потом? Я никогда не смогу вознестись к Звездной Паутине. Я уже никогда… »
В ее памяти возник образ Танцующей Оленихи. Ее глаза в упор смотрели на Ветку Шалфея. Танцующая Олениха вознеслась к Звездной Паутине.
У Ветки Шалфея застучали зубы. Холод все плотнее окутывал ее душу. Сколько ей еще осталось жить? Сколько осталось до того мига, когда Тяжкий Бобр отделит ее душу от тела?
Рассвет. В последний раз она увидит, как восходит солнце. Она с трудом собрала силы, чтобы войти в вигвам и взять свои инструменты для разделки туш — те самые, которыми она резала мясо убитых антилоп. Что ж, они вполне подойдут.
Она обернулась, с усилием выпрямив спину. Спящая Ель, выходившая из своего вигвама, поймала ее взгляд и поспешно нырнула обратно в вигвам.
Холод проникал в ее душу все глубже. Значит, теперь она пугает даже тех, кого считала друзьями! Да и кому охота разговаривать с Проклятой, когда это могут заметить? Ведь она все равно умрет. Выбирать ей осталось одно из двух: ждать, пока Тяжкий Бобр отнимет у нее душу посредством Силы Духа, или самой высвободить ее.
Она осторожно обошла сына, спавшего в объятиях друга-няньки по имени Два Дыма. Он неслышно шептал что-то сквозь сон. Может, он был слишком близко к ней и Проклятие Тяжкого Бобра затронуло и его? И тут, значит, она поступила неправильно!
Она спустилась к реке и пошла вдоль берега. Почти уже не осознавая окружающего, она взглянула на медленно серевшее небо и услышала трели краснокрылых дроздов, распевавших в густых зарослях шалфея на другом берегу. Почти у ее ног большая голубая цапля, разбрызгивая воду, поднялась на крыло и улетела прочь. Даже птицы избегали ее!
Боковым зрением она уловила какое-то движение. На холме стоял огромный черный волк, глядя на нее умными желтыми глазами. Было видно, как под шкурой играют сильные выпуклые мускулы. Гладкая шкура зверя лоснилась в усиливавшемся свете. Еще одна тварь Тяжкого Бобра? Она испуганно отвела глаза.
Страшное одиночество сдавило ей сердце. «Голодный Бык, где ты? Вернись ко мне. Не покидай меня в беде!»
— Почему ты позволил Кровавому Медведю украсть меня?
Голос Зрящего Видения Волка донесся сквозь иллюзии, окутавшие Волчью Котомку, будто облако:
— Он просил и принес в жертву частицу своего тела. Посмотрим, как он воспользуется Силой, к обладанию которой так стремился.
Волчья Котомка ощупала растрепанное сознание Кровавого Медведя:
— Но ведь в нем ничего не переменилось. Он такой же глупец, каким всегда был. Он смеется над тем, о чем глубоко задумываются мыслящие люди.
— Но он просил, и у меня есть частица его тела. Неужели я могу отказать тому, кто просит?
— Конечно, ведь не тебе приходится путешествовать в его объятиях. А что, если в конце концов я погибну в огне?
— Даже у Кровавого Медведя не хватит глупости на подобный поступок.
— Но ведь любую Котомку можно убить — вместе с Силой, что живет в ней.
— Как и Видения… и Зрящих Видения…
— Следящий присматривает за мальчиком.
— А если даже у Следящего не хватит умения его спасти?
Глава 10
По селению разнесся шум собачьей драки. Маленький Танцор проснулся и сразу же ощутил, что страх сгущается над ним. Зло и неправда были растворены в утреннем воздухе, будто трупное зловоние. Мальчик протер слипшиеся веки. Два Дыма застонал и зевнул. Золотые лучи утреннего солнца пробивались сквозь шуршащие листья хлопкового дерева. Дым костров, разожженных проснувшимися людьми, придавал всему окружающему легкий голубоватый оттенок. Селение постепенно пробуждалось к обычной дневной жизни.
Маленький Танцор глянул на вигвам Тяжкого Бобра. Зловещий шест все еще торчал вверх, облитый желтым солнечным светом. Сразу же нахлынули воспоминания об ужасном дне накануне: испуганное выражение лица мертвой Танцующей Оленихи, ужас в глазах матери, увидевшей, что остался всего один шест, нападение Кровавого Медведя, невосполнимая потеря Волчьей Котомки чередовались и смешивались в голове Маленького Танцора. Он вспомнил и мертвого старика Два Лося, лежавшего скорчившись на боку, и дротик, высосавший из него жизненную силу…
