Он потянулся и подполз к стенке, чтобы поглядеть в щелку, которую он прорезал в аккуратно сшитой шкуре. Сверток больше не висел на шесте ее вигвама. Значит, она его обнаружила.
Красная Яшма зашевелилась в своей постели и перевернулась на другой бок, высунув наружу руку. Он посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом. Как правильно поступила мать, выбрав ее в жены своему сыну!
В уме он уже составлял речь, которую произнесет над телом Ветки Шалфея. Он расскажет им, что Вышняя Антилопа Танцевала от радости, увидев, что Племя убило осквернительницу. Люди внимательно слушали, когда он потчевал их выдумками о своих Видениях. Почти все время уходило у него на то, чтобы их сочинять. А для разнообразия, когда монотонное чередование дней становилось слишком скучным, он уходил к вершинам холмов, сидел там, глядя на небо, и придумывал новые сказки. Постепенно он освоил свою роль достаточно хорошо. Он научился смотреть вдаль невидящим взором и выразительно приглушать свой голос. Люди слушали его, опустив глаза, и принимали все за чистую монету.
Теперь только старики осмеливались смеяться над ним. Чем сильнее становилась засуха, чем труднее охота, тем внимательнее слушало его Племя. Охотники помоложе уже ругали своих жен и не допускали их в советы, на которых планировались охотничьи экспедиции. Словом, женщин поставили на место.
Кое-кто, правда, по-прежнему не обращал внимания на Тяжкого Бобра — Голодный Бык, например. Но Голодный Бык на горьком опыте узнает, какова его Сила. По спине Тяжкого Бобра пробежала легкая дрожь. Как удачно вышло, что ее вспыльчивый муж решил поохотиться вдалеке от селения! Одним препятствием меньше — не говоря уж об опасении, что в спину воткнется метко пущенный дротик. Реакцию Голодного Быка на Проклятие жены было бы трудно предсказать. А так он вернется в опустевший вигвам, когда все уже будет кончено.
А если Ветка Шалфея под самый конец найдет все-таки в себе силы противостоять ему? Тяжкий Бобр ухмыльнулся. Ведь у него в запасе было довольно волшебной травы, которую он раздобыл у торговца по имени Три Погремушки.
— Отличная штука эта травка, — сказал тот Тяжкому Бобру. — Растет она в пустынях на юге, к западу от Высоких Гор. Листья темно-зеленые, а летом распускается большой белый цветок. Тамошние Зрящие Видения употребляют только маленькие дозы. Если перебрать, в душу проникает холод, начинается рвота, странные голоса слышатся…
Большую часть своего запаса травы Тяжкий Бобр высыпал в похлебку Ветки Шалфея. Раздираемая сомнениями и страхами женщина не заметила странного привкуса и съела все. Того, что еще осталось у него, вполне хватит, чтобы ее прикончить.
Легкая боль пронзила его сердце. Стыдно, конечно, уничтожать таким способом столь соблазнительную женщину… Но она воспротивилась ему, а он во что бы то ни стало должен переделать Племя так, чтобы оно отвечало представлениям его матери. Вдохновляемый ее светлым образом, он будет упорно откалывать от него по кусочку, пока оно не примет желаемую форму — точь-в-точь как умелый оружейник изготавливает наконечник дротика. А после того, как он очистит Племя от скверны, оно завоюет то, чем пока владеют анит-а. Под его началом Племя захватит богатые дичью пастбища в Бизоньих Горах.
Новый путь, по которому он поведет Племя, охватит равнины, будто бушующий пожар.
У него не будет недостатка в женщинах — не менее соблазнительных, но вдобавок еще и покорных. Он сможет выбирать кого захочет во всем Племени.
Он дотянулся до своей рубахи и натянул ее на плечи. Затем надел штаны из тонкой телячьей кожи, что сшила для него Спящая Ель.
— Мама! — донесся крик снаружи.
Кто это кричал? Ах да, этот дерзкий щенок Ветки Шалфея. Вот он завизжал опять. Кто-то прикрикнул на него. Сердце Тяжкого Бобра заколотилось: уж больно отчаянно вопил мальчишка!
Когда он вышел из вигвама, крикуна уже утихомирили. Тяжкий Бобр увидел, что несчастный анит-а уводит мальчика по тропе, ведущей к реке. Гнев закипел в его сердце. Сегодня же, покончив с Веткой Шалфея, он по-настоящему займется бердаче. Уже много лет он терпел омерзительное соседство мужчины в женском одеянии. Он подстрекал молодых людей к издевательствам над анит-а, объясняя им, что даже такой недостойный поступок, как насилие, позволителен по отношению к недочеловеку вроде Два Дыма.
Не успеет еще солнце зайти на западе, как Два Дыма уже будет изгнан из Племени — или даже выброшен с проломленным черепом на съедение койотам. К вечеру Племя навсегда очистится от этой скверны. Какая удача, что другой анит-а украл Волчью Котомку и дал таким образом Тяжкому Бобру великолепный повод расправиться с бердаче! Он жалел только, что ему не довелось сжечь на костре эту колдовскую дрянь, Танцуя и Напевая, чтобы показать Племени превосходство его Силы над волхвованиями анит-а.
Неудивительно, что бизоны ушли от них. Его Племя прогнило в самой сердцевине, как старое хлопковое дерево. В него необходимо вдохнуть новые силы, чтобы оно расцвело снова, будто молодое деревце весной.
Тяжкий Бобр пошел помочиться и по пути остановился у вигвама Ветки Шалфея. Ветер забросил зловещий тампон в кусты. Обсохшие червяки, присыпанные пылью, корчились в агонии.
Тяжкий Бобр довольно усмехнулся.
Белая Телка торопливо шагала по горному хребту. Боль в бедре не отпускала, да и старым легким такой темп был не под силу. Слишком уж приходилось спешить! Такую беготню ее старое тело едва могло выдержать.
Вслед за ней безо всякого напряжения двигались трое охотников. Их ровное дыхание было почти не слышно. Если бы снова стать молодой! Некогда она бегала быстрее ветра, несмотря на свои женские бедра и мускулы.
— Вон там! — крикнул Черный Ворон, вытянув руку. — Селение вон там. Где река прямо течет.
Белая Телка кивнула и свернула в сторону. Оглянувшись, она заметила, что на лице Голодного Быка отражается напряжение и тревога. Неужели он тоже почувствовал?..
— Времени мало осталось, — пробурчала она. — Бежим скорее.
— Мало времени? — переспросил Голодный Бык. Тревога искажала его красивые черты.
Она на мгновение приостановилась:
— Я чувствую в воздухе что-то недоброе. Дух неистовствует. Уже четыре дня. — Она заколебалась, не зная, стоит ли продолжать: — Послушай. Я не знаю, что за похлебка в бурдюке заварилась, но Видение приказывает торопиться. Что бы там ни стряслось, я должна справиться с этой бедой.
Мужчины переглянулись. Им становилось все больше не по себе.
Панический страх вцепился в желудок Голодного Быка. Это ощущение было ему знакомо — он чувствовал то же самое в те мгновения, когда знал, что сейчас бизоны развернутся и бросятся в атаку на охотников. Но теперь он боялся не зверей, а неведомой беды. Каждое уходящее мгновение казалось каплей крови, вытекающей в дорожную пыль. Тревога заставила его побежать быстрее, и он обогнал уже было Белую Телку, но та вцепилась ему в руку твердыми старческими когтями:
