— А почему они просто не поговорили с нами? Почему просто не пришли и не взяли назад свою собственность? — спросил Еетак, глядя, как гомосапиенсы приносят вторую звукопроводящую панель.
— Ты хорошо знаешь Ахимса, такой поступок показался бы им необыкновенной грубостью.
— А убивать нас — не грубость? — Раштак по крохам собирал факты в единое целое. Рассудок его был в смятении.
— Ты мыслишь не так, как Ахимса. Убить нас подобным образом — это аккуратно, вежливо. И никто бы не осудил за эти действия Ахимса. Ты должен посмотреть на все глазами Ахимса и думать, как они. В этом есть своя тонкая логика, безумная, может быть, но изящная. С их точки зрения, Пашти создали проблему, поэтому Пашти должны и разрешить ее. Если бы они указали нам на возникшую проблему, это позволило бы допустить, что Ахимса обеспокоены материальным миром — вопросами владений и собственности, а это немыслимо для них, ведь они страшно заняты медитацией и созерцанием. Им не хотелось бы предстать перед галактической цивилизацией в облике лицемеров. Таким образом, отыскалось простое решение, которое оставляло их в стороне. Наша проблема — наше разрешение проблемы.
— Значит, ты предполагаешь, что в этом участвуют все Ахимса, — сделал вывод Аратак.
— Правильно, но все-таки нам следует проверить предположения об участии всех Ахимса. В конце концов, сейчас мы находимся здесь, мы пленники гомосапиенсов. Сегодняшняя реальность разительно отличается от вчерашней.
— Ну и что все это значит? — спросил Еетак, взволнованно переваливаясь с боку на бок.
Аратак выпустил воздух из дыхательных щелей, изъявляя покорность.
— Думаю, это значит, что мы стоим перед лицом новой реальности в наших отношениях с Ахимса. Однако меня больше волнует, что мы будем делать с гомосапиенсами. Ахимса, вне всяких сомнений, найдут способ дистанцироваться от Толстяка, но прежде чем беспокоиться об этом, мы должны попытаться сохранить свою жизнь.
— Мы не знаем, чего хотят гомосапиенсы, — ответил Раштак. — Я слышал, что они не хотят причинять нам вреда. Факт остается фактом — они очень рисковали, когда разрушили планы Толстяка. В конце концов, именно благодаря им мы что-то узнали.
— Если мы откажемся подчиниться, они просто убьют нас, — Еетак раскачивался из стороны в сторону с большей силой.
— Думаю, мы все равно погибнем. Они звери. — Для убедительности Аратак поднял вверх щупальца. — Возможно, нам следует просто позволить им убить нас. И так уже все превратилось в хаос.
Раштак загремел, призывая к вниманию.
— Вы слышали, что они говорили. Нам надо изучить записи. Давайте не будем спешить. Даже если в конце концов они убьют нас, сделаем так, чтобы потом не говорили, что Пашти не испробовали все варианты.
— А откуда мы возьмем эти записи? — спросил Аратак.
— Вот почему я здесь, — вмешалась в разговор Томпсон. — Я передам ваши запросы центральному компьютеру.
— Но как можно общаться с самкой? Разве мы не можем иметь дело с самцом, который что-то знает? — удивился Еетак.
— Предполагается, что она разумная или, по крайней мере, дрессированная.
Раштак обернулся взглянуть на самку гомосапиенсов и заметил, что ее лицо местами стало теплее, а кое-где мягкие ткани начали подрагивать. Говорящая коробка, которой так гордились гомосапиенсы, начала извергать какую-то белиберду относительно ненужных частей тела, оплодотворения, какие-то непонятные фразы о странных совокуплениях — Раштак никогда не слышал такого.
— Должно быть, что-то вроде почтительного обращения, принятого среди этих существ, — проворчал Раштак.
* * *
Как же провести эту встречу? Шейла покачала головой. Если бы все было по-человечески, она бы точно знала, как себя вести, что говорить, куда кого посадить. Подумав, она пришла к выводу, что этикет пришельцев не имеет ничего общего с тем, что принято среди людей, — никакого президиума, никаких подиумов. И все же, чтобы чужакам стало ясно, кто командует людьми, она расположила свое кресло чуть выше остальных.
Даже если Виктор и обратил на это внимание, он ничего ей не сказал. Он появился в аудитории в черном костюме, который выгодно подчеркивал золото его волос.
Пашти сопровождал Габания, с ружьем наперевес, с каменным выражением лица.
Внешность Раштака впечатляла. Продолговатая башенка, на которой располагались его глаза, отстояла от пола на добрых четыре фута. Панцирь занимал около десяти футов в длину и около пяти футов в ширину. Покрытые роговицей ноги довершали картину. И совсем уж удивительными были его “руки” — два огромных манипулятора в форме щупалец. Мощные клешни дополнялись маленькими изящными щупальцами. Ей никогда не приходилось видеть подобных штуковин. И это еще не все. Раковина панциря мерцала и искрилась в свете потолочных панелей, отливая темно-красным цветом посередине, который переходил в черный по краям.
Раштак приподнял панцирь и сдвинул его вбок, глубокие озера его основных глаз встретились с ее взглядом. Сколько у него глаз? Ну конечно, если глаза расположены по всей окружности твоей, хм, головы, удивляться тут нечему.
Клякса, напротив, вкатился в аудиторию вровень с пятками Мэрфи, что-то насвистывая, попискивая сам с собой. Его бока были более-менее крепки до тех пор, пока он не увидел Пашти. Тут дыхательные отверстия Круглого штурмана испустили истошный вопль, и он сдулся. Мэрфи пробормотал что-то сквозь зубы и носком ботинка подтолкнул похудевшего Кляксу к центру аудитории. Гримаса отвращения появилась на его раскрасневшемся лице.
Шейла прочистила горло и начала говорить в микрофон, надеясь, что ее слова будут точно воспроизведены на Пашти:
— Первый Советник Раштак, будьте любезны, скажите Ахимса Кляксе, что вы не собираетесь обижать его.
Раштак развернулся, его огромные глаза посмотрели в сторону сморщенного комочка плоти. Он щелкнул, загудел, загрохотал, и эти звуки были тут же переведены в мелодичное попискивание. Клякса стал округляться.
Она заметила, как Мэрфи и Габания обменялись настороженными взглядами, потом оба посмотрели на своих подконвойных с нескрываемым любопытством.
— Отлично, можно начинать, — Шейла устроилась поудобнее, увидев, что группа аналитиков Светланы рассаживается чуть в стороне — в их задачу входило следить за всеми деталями переговоров. Черт побери, они даже не представляют, насколько важна их работа.
Раштак хранил молчание, в то время как Клякса начал тихо попискивать, возможно, чтобы успокоить себя.
— Для начала, Первый Советник, позвольте принести вам глубочайшие извинения за то, что пятеро Пашти были убиты во время нашей атаки. Мы хотели обойтись без жертв.
— Пятеро? Нет, гомосапиенс, вы убили четырех рабов-самцов и беременную самку. Вы убили не пятерых, а часть будущего. Зачем? Что мы вам сделали? — спросил Раштак, явно обращаясь к Виктору. — Вы могли бы не применять грубой силы для встречи с нами.
