— У тебя такой вид, будто ты не высыпаешься.
Она улыбнулась в ответ на его заботу.
— Неужели это так заметно?
Он кивнул:
— Да. Мне очень не нравится твой несчастный вид. Я могу чем-нибудь помочь?
— Ты уже помогаешь, — тихо проговорила Шейла и подумала: “Не слишком ли странно это прозвучало?” — Мне чертовски приятно услышать человеческий голос. О боже, я бы все отдала за то, чтобы оказаться в своей квартире и почесать за ушами своего кота. Бедный Типс, представляю, что он сейчас делает.
— У тебя хорошая квартира?
— Ну, конечно, это не Букингемский дворец. Просто трехкомнатная квартира. Самое уютное место в ней — около окна. Я поставила свой стол так, чтобы, попивая чаек, наблюдать, как над парком поднимается солнце. Типс залезает ко мне на колени, и вся одежда покрывается его шерстью. Иногда он даже умудряется продрать ткань когтями или сломать терминал.
— А друзья? Ты часто выходишь из дому?
Она улыбнулась при мысли об этом.
— Нет, Виктор. Почему-то у меня никогда не хватало времени.
Он сжал губы, нахмурившись.
— Это странно. Ты привлекательная женщина. Я думал, что на досуге ты окружена интересными мужчинами, смеющимися женщинами, часто ходишь в театр и тому подобное.
Она надула щеки и шумно выдохнула.
— Для меня такие вещи довольно опасны. Особенно мужчины. Работа в “МИ-6” не располагает к активной общественной жизни. А ты?
Он отвел взгляд, на губах его появилась смешливая улыбка.
— Не знаю, что и сказать. После того как я покинул дом, я всегда жил в казармах. По сравнению с западным человеком я, наверное, какой-то социальный урод.
В ее голосе прозвучала тоска:
— Дело не в том, чем ты занимался. Такое происходит повсюду — мы являемся продуктом созданной нами самими системы. Интересно, почему? Мне бы хотелось обвинить в этом политиков, но, находясь здесь, далеко от них, я вижу, что причина лежит в каждом из нас. Чем больше я оглядываюсь назад, уже зная, что мы окажемся здесь, на корабле пришельцев, тем больше убеждаюсь в том, что Ахимса правы. Мы ненормальные, Виктор.
Он уперся подбородком в ладонь.
— Разве? Может быть, подобный путь проходит вся вселенная?
Она задумалась, подыскивая ответ.
— Не знаю. Может быть, это необоснованные выводы: мы так привыкли к мифу о своей правоте.
Он показал на разбросанные повсюду бумаги:
— Новые тактические перестановки?
— Сведения о Пашти. Изучаю врага. Эти циклы, — Шейла подняла бумаги, испытывая к нему благодарные чувства, он хорошо понимал ее, — эти циклы наступают каждые семьсот шестьдесят лет. Их планета находится на далекой эллиптической орбите вокруг их солнца, Скаха, звезды типа Ф, содержащей высокий процент железа и кальция. В перигелии их планета, Скатаак, становится отвратительно горячим местечком. И тогда они мигрируют к полюсам. Всю свою жизнь они находятся в движении, в перигелии двигаясь к полюсам, а в афелии перетаскивая своих самок к экватору, спасаясь от смертельного холода. Такой эффект вызывал тектоническую активность, инициированную перепадом температур. Породообразование, извержения вулканов, атмосферные эффекты постепенно улучшали климат.
Виктор сцепил пальцы, глядя на голографическую модель системы Пашти, вызванную его головным обручем.
— Как же могла развиваться цивилизация, если народ постоянно кочевал?
— Да, это было проблематично. Пашти вполне могли сохранить информацию, так чтобы оставшиеся после циклов в живых правящие самцы и их подчиненные собрали ее по крупицам; но они не успевали пополнить население, способное выжить во время смертельного холода в афелии и убийственной жары в перигелии. Им не хватало особей для эксплуатации ресурсов, которые позволили бы им изменить окружающую среду. Тогда-то их и пожалели Ахимса и дали им возможность вырваться в космос.
Виктор кивнул, обдумывая услышанное.
— А почему эти циклы так важны?
Шейла тряхнула головой и налила себе еще одну чашку чая.
— Кажется, в это время они сходят с ума. Это какой-то биологический феномен, время действия которого ограничено. Каждые семьсот шестьдесят лет занимающие господствующее положение самцы начинают накапливать пищу, самок и рабов. Они становятся владельцами определенной территории, такой, которую они могут держать под контролем. В отличие от людей, я имею в виду агрессоров, они могут контролировать только ту территорию, которую в состоянии обеспечить всем необходимым.
— Повтори-ка еще разок, — Виктор наклонился вперед. Она села на краешек стула и поднесла к губам чашку.
— Эта идея нам незнакома. Нам она может показаться дикой. Но лидер — тот, кто запасется большим количеством пищи, соберет самое большое стадо самок, будет иметь большее число последователей, то есть самцов-рабов, тех, кто сами по себе недостаточно сильны, чтобы вступить в состязание. С точки зрения экологии, это имеет огромный смысл. Если будет слишком много владельцев, все будут голодать. Слабые, давая присягу верности, истощают запасы только своего прямого хозяина, таким образом не причиняя хлопот всему обществу.
— Значит, каждый раз, когда они проходят солнце, их мир населен исключительно лидерами, которые оказываются способными выжить? — Виктор покачал головой: — Но это безумие!
— Конечно — с твоей точки зрения. Но самый бред начинается потом — когда кончаются запасы. Тогда рабы предают своих хозяев и начинают лихорадочный поиск другого, более удачливого хозяина, который все еще живет.
— И они не бунтуют?
— Конечно, нет. — Шейла сделала глоток. — Именно этот факт привел в восхищение Ахимса. Им была невыносима мысль о бедных Пашти, которые перемалывают друг друга так благородно каждый раз, когда их планета входит в перигелий.
— А самки? Ведь их размеры значительно меньше, они не так много едят. — Виктор взял из автомата стакан коньяка. Лицо Шейлы погрустнело, она опустила глаза.
— Они вообще не едят. Самки являются собственностью хозяина-самца. Они не обладают разумом, то есть они не способны мыслить и никак не участвуют в общественной жизни. Как только самец их оплодотворит, они фактически прекращают свое существование. Они отказываются от еды. Семя попадает в самку в виде личинок-паразитов, яйцекладка захлопывается, и молодежь, подрастая, поедает свою мать, пережевывая ее плоть и наследуя ее генетический материал. Она умирает, и детеныши вылезают из-под ее скелета, наконец-то вырываясь на свободу. Интересно, что единственное проявление агрессии за время жизни Пашти выказывают только тогда, когда находятся в утробе матери. Самцы не трогают самок — и все самки рождаются. Но они дерутся между собой, поедают останки убитых до тех пор, пока в живых не остается только один самец. Он оказывается единственным, кто пролагает себе путь наружу из чрева матери.
