— Простите, сержант, я только знаю дорогу, потому что ездила по ней. Я не могла бы показать ее на карте, даже ради спасения своей души.
— Забудьте об этом, — сказала Уилер. — Если они не засекли нас до сих пор, они…
Коммуникатор на поясе Бачмена издал слабый звук, сопровождаемый потрескиванием, но сквозь него Анатолия смогла расслышать:
«Сержант Бачмен? Вы нас слышите? Командир дивизиона Мейз. Пожалуйста, ответьте. Бачмен, пожалуйста, ответьте. Синк о вас беспокоится. Вы слышите?»
— Мы здесь! Мейз! Мы на подуровнях!
— Эй, потише! — зло зашипела Уилер. — Ты чего хочешь добиться? Мы уже ушли от двух отрядов нехороших парней.
Бачмен передвинул слабый луч света.
— Да, и если мы сможем заставить группу опуститься сюда к нам, не скажешь, кто кого потянет, — он наклонился вниз к своему коммуникатору, — Мейз, ты меня слышишь? Мы в пятнадцати кликах на северо-запад от дворца в подуровнях. Мы пытаемся оторваться от людей Или. Ситуация Тарга, повторяю, Тарга!
Долгое время они ждали, потом донеслось:
— Сержант Бачмен. Вы слышите? Мы получили очень слабый сигнал, на уровне оптического шума. Если это вы… если вы принимаете, я организую поиски. Мы будем вас искать. Если можете добраться до места, где можно передавать, а мы можем вас засечь, мы вас найдем. Если слышите меня, ответьте.
— Я вас слышу. Это не фон! Мы в пятнадцати…
— Тарга! — предупредила Уилер. — Кончай и беги, черт подери. Наша компания увеличивается, они спускаются по трубе сзади нас. Не то пятеро, не то шестеро.
Анатолия вытянула шею и увидела слабенькие тени на входе в трубу в полутора километрах за ними.
— А в таких узких расщелинах звук разносится далеко, — Анатолия заставила себя двигаться быстрее. — Надо надеяться, что они никого не поставили дожидаться внизу.
— На случай, если поставили, мне лучше идти первым, — Бачмен положил руку ей на плечо и протиснулся вперед. Через плечо спросил:
— После того как выберемся из этой дыры, в какую сторону идти?
— Направо. Может, шагов пятьдесят вдоль нагромождений фундамента и найдешь налево забитый мусором уголок. Выглядит, как тупик, но пройдешь шагов десять внутрь в темноту и там металлическая лестница, старая и ржавая, она спущена на следующий уровень.
— Как ты это все отыскала? — спросила Уилер.
— Убегая, — ответила Анатолия. — Точно так же, как и сейчас…
Голографическая камера мерцала призрачным желтым светом и придавала такой же оттенок лицу склонившейся над дисплеем Райсты Брактов, подчеркивая складки на ее униформе и морщины на ее коже. На фойе голубоватого полумрака зала совещаний командования эта старуха выглядела зловещей, как ведьма.
Мак оперся рукой на одну сторону камеры и заглядывал туда через плечо Райсты, слегка щурясь от яркого сияния голограммы. Для него все эти фигурки смысла не имели.
— Что вы думаете?
Она потрясла головой.
— Ни малейшего следа неприятностей. Мелкие банды. В основном спокойно. Здесь нет ничего отличного от рутинной серии упражнений. А что выяснилось из информационных сообщений прессы?
— Ничего, — ответил Мак. — Вроде бы все знают о военных учениях, призваны резервисты, то там, то тут упоминается имя Синклера и почтя всегда в благожелательных тонах. Имя Или не всплывает нигде, люди вроде бы тревожатся о войне, но не обращают внимания на внутренние беспорядки. То есть все так, как мы ожидали.
Райста сделала гримасу и выпрямилась, спина ее хрустнула, когда она нажала на нее.
— Тогда, может быть, вы тревожитесь зря? Он кивнул, скрестил руки на груди и прислонился к голографической камере.
— Да, возможно. Я прослушал все военные частоты. Мейз, Шикста, Эймс — все они на месте и разговаривают так, будто ничего неприятного не произошло, кроме того, что все они переутомлены. Единственное чего не хватает, это разговорчивости Синклера. Но, может быть, последние два дня у него хватало других дел, а мы несколько сбавили темп.
— Да, можно полагать и так.
Мак уставился в невозмутимые глаза Райсты.
— Вы этому тоже не верите, да?
— Верю? На чем нам строить догадки? Только на том, что Синклер не бросил все и не кинулся жечь линии связи, приветствуя нас дома и рассказывая, какие мы замечательные, что выбили душу вон из Сасса и выбрались оттуда живыми?
— Вы видели его лицо в тот последний день, — Мак ударил кулаком в ладонь, — это же Синклер. Он переживал, командир. У него душа болела, потому что он считал, что посылает нас в безвозвратную командировку. Он чувствовал себя в ловушке, несчастным и виноватым. Я слишком давно его знаю. Он должен уже быть на связи, счастливый, как какой-нибудь паршивый жаворонок, что нам все удалось. К черту все формальности, он был бы здесь, сияющий я довольный.
Райста скептически подняла бровь.
— Говорю вам, я его знаю.
— Мак, я в этом не сомневаюсь. Я тоже считала, что знаю его. Я не люблю его, но думала, что знаю.
— Почему в прошедшем времени?
— Потому. Времена в речи могут передавать многие оттенки мысли.
— А уточнить не можете, командир?
Райста прикусила нижнюю губу, снова склонившись над голокамерой, мерзкий желтый свет омывал ее древнее липе, ее горбатый нос.
— Возможно, Синклер, которого вы знали. Ну, он ведь молод. Я много видела молодых людей, наблюдала за ними с интересом долгие годы. Молодые люди впечатлительны. А Или хитрая профессионалка, знающая все фокусы и уловки.
— Синк не купится на…
— Неужели? Она красивая женщина, а как вы говорите, у него болит душа, потому что он только что послал лучшего друга почти на верную смерть. Как вы думаете отреагирует он, если милая Или застанет его в таком состоянии и посмотрит на него своим нежным ласковым взглядом, а взгляд она умеет менять, как хочет?
— Синк слишком умен и проницателен.
— Верно! У него была одна любовь, и он ее потерял. Он одинок, вечно на бегу. Если она правильно подойдет к нему, она возьмет его в руки за несколько дней… И, Мак, она оставит его очарованным.
— Говорю тебе, Синклер слишком умен. Райста кивнула и прищурилась.
— Ты тоже не дурак, верно?
— Бьюсь об заклад.
— Тогда, может быть, скажешь, что, если Крисла позовет тебя однажды ночью в постель ты что, вежливо улыбнешься и уйдешь?
— Это совсем другое.
На лице Райсты ничего не отразилось.
— Вот именно. Как я уже говорила, я получаю массу удовольствия, наблюдая за молодыми мужчинами. К несчастью, это все, что мне осталось, в моем возрасте.