Как только слова были сказаны, человек снова пригнулся к земле. Он никак не мог взять в толк, почему монголы напали на него и его соплеменников. Он даже не был уверен, понял ли хан его слова. Чингис ничего не отвечал, и молчание затянулось.
Тишину нарушили надрывные стоны наместника. Его не только связали, но и заткнули рот кляпом. Поняв, что он желает что-то сказать, Чингис знаком велел Хасару разрезать кляп. Брат хана не церемонился, и, перерезав тряпку, клинок скользнул по губам. Наместник вскрикнул от боли и заплевал кровавой слюной.
– Эти люди не властны надо мной! – закричал Иналчук сквозь боль. – Позволь мне выкупить свою жизнь, мой господин хан.
Чингис выучил всего несколько местных слов и не понял, что говорит наместник. Хан терпеливо дождался, когда приведут арабского купца, владевшего многими языками. Араб имел такой же встревоженный вид, как и те, что лежали на пыльной земле. Чингис подал знак наместнику, и тот заговорил снова, а хан терпеливо ждал, пока толмач переведет на китайский. При этом Чингис подумал, что было бы неплохо поручить Тэмуге подготовить больше переводчиков, если уж решено надолго задержаться в этой земле. Трудно было заставить себя самого заниматься этим.
Поняв наконец, чего желает Иналчук, Чингис злобно усмехнулся, отгоняя от лица назойливую муху.
– Тебя связали, как овцу на заклание, и доставили твоему врагу, а ты утверждаешь, что эти люди над тобою не властны, – ответил он. – Какая еще есть над тобой власть?
Пока толмач мучился с переводом, Иналчук через силу присел и дотянулся связанными руками до кровоточащей губы, вздрагивая от прикосновения.
– В Отраре нет никакого совета, великий хан. Это простые городские торговцы. Они не могут решать за того, кто назначен самим шахом.
Один из горожан хотел было возразить, но Хасар пнул его, и тот упал навзничь.
– Молчать! – отрезал Хасар, вынимая меч.
Хорезмийцы следили за движением его руки напряженными взглядами. Переводчик не требовался, и человек не отважился заговорить снова.
– Сохрани мне жизнь, и шесть тысяч ук
[4]
серебра будут доставлены тебе, – заявил Иналчук.
Толмач замешкался с суммой, и Чингис перевел на него свои желтые глаза. Под этим пронзительным взглядом купец задрожал и бросился на землю, присоединяясь к остальным горожанам.
– Великий хан, я не знаю этого слова по-китайски. Этим словом обозначается мера веса, которой пользуются золотых и серебряных дел мастера.
– Несомненно, он предлагает очень большую сумму, – ответил Чингис. – Ведь он назначил цену за свою жизнь.
Купец закивал с земли.
– Это очень большая мера серебра, господин. Столько весят, может быть, сто человек или даже больше.
Обдумывая решение, Чингис смотрел на стены Отрара, все еще возвышавшиеся над монгольским войском. Некоторое время спустя хан рассек воздух рукой.
– Этих – отдать женщинам. Пусть делают с ними, что хотят. Наместник пусть пока поживет, – решил он.
Краем глаза Чингис заметил удивление Хасара, но никакой реакции не последовало.
– Тэмуге ко мне! – приказал Чингис. – Они следят за нами со стен Отрара. Так я им кое-что покажу.
Тэмуге быстро явился по требованию брата, почти не обратив внимания ни на окровавленную землю, ни на правителя города, который сидел на ней, переводя взгляд с человека на человека.
– Сколько серебра у нас в лагере, Тэмуге? – спросил Чингис.
– Повозок сто, повелитель, – отвечал брат. – Я пересчитал каждую монету, но надо бы принести записи, если это…
– Принеси мне меру этого металла, равную весу одного человека, – велел Чингис. Почувствовав на себе взгляд Иналчука, он медленно улыбнулся. – И прикати одну из перевозных кузней, захваченных Субудаем. Я хочу, чтобы серебро текло рекой до заката. Ты меня понял?
– Конечно, великий хан, – ответил Тэмуге, хотя не понял ничего. Однако поспешил исполнить волю брата, не задавая лишних вопросов.
Народ Отрара собрался на стенах города, чтобы посмотреть, какая участь постигнет наместника, выданного ими монголам. Битва между гарнизоном Отрара и отрядом Самуки принесла много страданий и горя жителям города. Когда отрарское войско наконец вырвалось на свободу, горожане воспряли духом. Армия шаха приближалась, и горожане надеялись на скорое спасение. Но вместо этого монголы нежданно вернулись с юга и снова окружили город. Жители Отрара ничего не знали о судьбе шаха, но если он до сих пор был жив, то как мог допустить, чтобы хан снова стоял у городских стен? Прошли месяцы, купцы и ремесленники создали совет и спустя несколько дней тайных переговоров неожиданно ворвались в спальню Иналчука и связали его, чтобы выдать врагам. Ведь это он спровоцировал их на вторжение, а с горожанами монголы не имели вражды. Старики и молодежь собрались вместе на стенах, вымаливая у Аллаха спасение.
Перед заходом солнца Чингис велел подвести Иналчука ближе к стенам. Хан рисковал, поскольку расстояние было невелико и хорошо простреливалось из лука. Но Чингис справедливо рассудил, что никто не осмелится пустить стрелу в человека, от которого теперь полностью зависела их жизнь. Всего в сотне шагов от стены Иналчука поставили на колени, заново связав ему руки спереди.
Горожане хорошо видели и дымящую кузницу на колесах. Ее тоже подвезли ближе к стенам Отрара, и легкий ветерок наполнял ноздри острым запахом раскаленного металла. Наместник удвоил выкуп за свою жизнь, затем попытался предложить в два раза большую сумму, пока Чингис не заставил переводчика замолчать, пригрозив вырвать тому язык.
Группа людей, одиноко стоявшая под стенами города, выглядела необычно. Трое мускулистых мужчин под присмотром Тэмуге работали у кузнечных мехов. Чингис и Хасар стояли рядом с пленником. Все остальные монголы рядами расположились вдали и наблюдали.
Наконец кузнецы подали знак, что серебряные монеты в чугунном котле расплавлены. Один из них окунул палку в раскаленную жидкость. Палка обуглилась, а шипящие капли расплавленного серебра брызнули вверх. Двое других мужчин просунули длинные деревянные жерди сквозь рукоятки котла и подняли его над мехами и железной коробкой с раскаленными добела углями.
Видя, как подносят котел с бурлящей жидкостью, над которой плыл воздух, Иналчук в ужасе заскулил.
– Сто тысяч ук серебра, мой господин, – взмолился он, обливаясь потом.
Толмач приподнял глаза, но держал язык за зубами, и наместник начал громко молиться. Когда кузнецы поднесли котел, Чингис заглянул внутрь на кипящую массу и уверенно кивнул.
– Передай ему эти слова на его языке, – обратился он к переводчику. – Ни серебро, ни золото мне не нужны.
