Колени Тарана саднили, когда он подполз ближе к Весаку, вой ветра заглушал все шорохи. Юноша вгляделся в белую мглу, пытаясь отыскать взглядом то, что заметил старший воин. Весак застыл как изваяние, и Таран, подражая ему, тоже замер, но тело юноши сотрясала дрожь от пронизывающего холода.
Ага, вот оно! На белом фоне что-то пошевелилось. Цзиньские дозорные носили светлую одежду и на снегу были почти невидимы. Таран вспомнил рассказы стариков о том, что во время снегопада в горах можно встретить не только людей. Наверняка просто страшные сказки, подумал он, однако стиснул нож покрепче. Весак осторожно поднял руку. Таран, проследив за его жестом, тоже разглядел какую-то фигуру.
Она не двигалась. Весак наклонился к юноше — хотел что-то сказать. Вдруг человек резко встал из сугроба и вскинул арбалет.
Весак увидел, как глаза Тарана распахнулись от ужаса, упал на землю и откатился в сторону. Щелкнула тетива, снег внезапно окрасился кровью, и Весак закричал. Юноше стало жарко, он вскочил, не обращая внимания на корчащееся тело товарища. Тарана учили, как действовать против арбалета, и он бросился вперед, думая только об одном: у него есть несколько ударов сердца, прежде чем враг успеет сделать следующий выстрел.
Юноша скользил по предательскому льду, веревка, которой он был связан с Весаком, змеилась за ним. У него не было времени ее обрезать. Увидев, что цзиньский воин сражается с собственным оружием, он прыгнул на него и сбил с ног. Арбалет отлетел в сторону, и Таран схватился врукопашную с человеком сильнее себя.
Они боролись один на один в ледяном безмолвии. Падая, Таран оказался сверху, и теперь отчаянно старался использовать свое преимущество. Он бил локтями и коленями — его руку с зажатым ножом крепко держал враг. Таран посмотрел ему в глаза, изо всех сил ударил головой в нос, что-то хрустнуло, и цзиньский дозорный завопил от боли, не отпуская, однако, руку юноши. Таран наносил удар за ударом, впечатывая лоб в окровавленное лицо воина. Каким-то чудом он просунул свободную руку под подбородок цзиньца, надавил на шею. Тот выпустил руку юноши, державшую нож, и попытался пальцами выколоть монголу глаза. Таран зажмурился и еще раз ударил головой, не замечая, куда бьет.
Все кончилось так же внезапно, как и началось. Таран открыл глаза и увидел, что цзиньский воин уставился в небо незрячими глазами. Из его подбитой мехом одежды торчал нож Тарана — юноша и сам не помнил, когда пустил его в ход. Он лежал, хватая ртом разреженный воздух, не в силах сделать полноценный вдох. До него донесся голос Весака, и юноша понял, что тот уже давно зовет его. Собравшись с силами, Таран придал лицу невозмутимое выражение. Старший воин не увидит его слабости, подумал он.
Вытащив рывком нож, Таран встал. Во время схватки веревка обвилась вокруг лодыжек. Он выпутался, ногой оттолкнул веревку. Весак вновь окликнул его, на этот раз слабее. Таран не мог отвести глаз от человека, которого убил, но мозг юноши работал четко. В считаные мгновения монгол стащил с цзиньца тяжелый халат, надел на себя. Без одежды тело казалось меньше. Таран уставился на покрытый алыми пятнами снег, кольцо кровавых брызг вокруг головы мертвеца. Юноша приходил в себя. Застывающая кровь стянула кожу, и Таран, внезапно почувствовав тошноту, стал яростно тереть лицо. Посмотрел на Весака — тот с трудом принял сидячее положение и следил за юношей. Таран кивнул старшему товарищу, затем нагнулся, чтобы отрезать ухо у своего первого убитого врага.
Спрятав ужасный трофей в мешочек, он побрел к Весаку. Исчезнувший было во время схватки, холод вернулся и с новой силой охватил тело юноши. Теперь он дрожал и клацал зубами.
Весак тяжело дышал, его лицо исказилось от боли. Стрела попала ему в бок, чуть ниже ребер. Из раны торчало черное древко, и кровь уже застывала, словно красный воск. Таран протянул руку, чтобы помочь Весаку подняться, тот через силу покачал головой.
— Не могу встать, — пробормотал он. — Оставь меня здесь, а сам иди дальше.
Таран замотал головой, не желая слушать. Рывком поднял товарища, но не удержал, Весак был слишком тяжел для него. Раненый застонал, и Таран повалился на снег вместе с ним.
— У меня нет сил идти с тобой, — шептал Весак, хватая ртом воздух. — Дай мне умереть. Найди следы этого человека. Он пришел сверху, понимаешь? Там должен быть путь.
— Я потащу тебя на халате цзиньца, как на санях, — предложил Таран.
Он не мог поверить, что товарищ сдался, стал расстилать на снегу мех. Ноги юноши подкашивались, он схватился за скалу, чтобы не упасть, подождал, пока вернутся силы.
— Ты должен найти обходной путь, слышишь? — прохрипел Весак. — Цзинец пришел с другой стороны горы.
Дыхание Весака замедлилось, он закрыл глаза. Таран посмотрел мимо него, на цзиньского воина, лежавшего в крови. От внезапно нахлынувшего воспоминания у юноши свело внутренности, Таран согнулся пополам, и его вырвало. Желудок был пуст, только густая желтая слюна толстой нитью упала с губ, линиями прочертив снег. Злясь на себя, юноша вытер рот рукой. Хорошо, хоть Весак не видел. Юноша перевел взгляд на спутника, на снежные хлопья, падавшие ему на лицо. Схватил за плечи, потряс. Весак был уже мертв. Таран остался один, лишь ветер завывал над скалами.
Через какое-то время Таран поднялся на ноги и побрел к цзиньскому воину. Посмотрел наверх, откуда тот пришел, и почувствовал, как возвращаются силы. Он перерезал ножом веревку и полез вперед, спотыкаясь и скользя. Тропы не было, Таран полз на ощупь. Каждый вдох в разреженном воздухе давался ему с трудом, он всхлипывал от изнеможения, как вдруг оказался на подветренной стороне огромной гранитной глыбы. Вершина горы по-прежнему виднелась далеко вверху, но теперь это не имело значения — Таран заметил на скале веревку, по которой, верно, и поднялся цзиньский воин. Весак был прав. Путь на другую сторону гор действительно существовал, и хваленая внутренняя Великая стена оказалась ничуть не лучшей защитой, чем стена внешняя.
Таран стоял, оцепенев от холода, мысли текли медленно и неохотно. Наконец он кивнул сам себе и пошел назад, к двум мертвецам. Субудай ждет известий, и он, Таран, не подведет.
Падал густой снег, укрывая мертвых белой пеленой и стирая следы кровавой схватки. Вокруг, как и прежде, воцарилось ледяное безмолвие.
В засыпанном снегом улусе было шумно. Темники Чингиса гоняли всадников, отрабатывали подвижность и умение метко стрелять. Воины, смазав руки и лица толстым слоем бараньего жира, часами стреляли на полном скаку в соломенные чучела, расположенные в десяти шагах друг от друга. Чучела дергались от мелких попаданий, мальчишки подбегали к ним за стрелами, прикидывая, успеют ли до того, как следующий всадник поскачет вперед.
Количество захваченных в городах пленников по-прежнему исчислялось тысячами, несмотря на учебные бои, устраиваемые Хасаром. Пленники, сбившись в кучу, сидели или стояли неподалеку от юрт. Лишь несколько пастухов присматривали за истощенными людьми, но никто и не делал попыток убежать. В самом начале некоторые пробовали скрыться, но кочевники, привыкшие отыскивать потерявшийся скот, легко находили беглецов и возвращались с отрезанными головами, которые потом бросали в толпу пленных — как предостережение остальным.
