Подъем остался позади, Таран вел людей почти наугад. Они двигались гораздо медленнее, чем раньше. Блики солнечного света ослепляли, мешали идти точно на восток. Когда ветер разгонял тучи, с обеих сторон виднелись только горы. Хасар и Хачиун вглядывались в даль, примечая особенности рельефа. К полудню братья решили, что прошли примерно половину спуска и до крепостей-близнецов, расположенных в ущелье, еще далеко.
Почти отвесный обрыв глубиной в пять человеческих ростов замедлил продвижение монголов. С края свисали веревки, по которым, видимо, и поднялся цзиньский дозорный, убитый Тараном. После нескольких дней на морозе плетеные шнуры промерзли и стали ломкими, и монголам пришлось закрепить новые, чтобы осторожно спуститься. Те, у кого были рукавицы, сняли их и запихали за пазуху, а закончив спуск, обнаружили, что пальцы побелели и быстро теряют чувствительность. Отмороженные руки — отнюдь не мелкая неприятность для лучников. Воины сжимали и разжимали кулаки, пока шагали по неровному склону, а кое-кто засунул ладони под мышки, и теперь рукава их халатов развевались на ветру.
Люди скользили по заледенелой земле, падали. Те, кто прятал руки, шлепались тяжело и неуклюже. Прищурившись от резкого ветра, они с трудом поднимались на ноги, а другие воины не глядя проходили мимо. Никто не хотел, чтобы его бросили замерзать.
Заметив, что путь раздваивается, Таран предупреждающе крикнул. Под толстым снежным покрывалом вторая тропка казалась едва заметной морщинкой на белой поверхности, но она змеилась в другую сторону, и было непонятно, которую из двух выбрать.
Хасар подошел к юноше, взмахом руки велев остальным остановиться. Цепочка воинов растянулась почти до того места, где лежало тело Весака. Все понимали, что медлить нельзя, но одна-единственная ошибка могла обернуться мучительной смертью в тупике, из которого обессиленные люди уже не найдут выхода.
Хасар кусал потрескавшиеся губы и глядел на Хачиуна, ожидая, что тот предложит что-нибудь стоящее. Брат лишь пожал плечами.
— Нужно идти, как шли, — на восток, — произнес он устало. — Боковая тропа ведет назад, к крепостям.
— Может, это удобный случай ударить сзади, — возразил Хасар, всматриваясь в даль.
Из-за ветра и густого снега ничего нельзя было разглядеть уже за двадцать шагов.
— Чингис хочет, чтобы мы поскорее зашли цзиньцам в тыл, — напомнил Хачиун.
Таран зачарованно следил за их разговором, братья же не обращали на юношу никакого внимания.
— Он не знал, что здесь, возможно, есть еще один путь, прямо к укреплениям, — сказал Хасар. — Думаю, стоит проверить.
Хачиун сердито покачал головой.
— Нам осталась всего одна ночь в этом гиблом месте, на рассвете Чингис выступит в поход. Если заблудишься, можешь замерзнуть насмерть.
Хасар посмотрел на встревоженное лицо брата и ухмыльнулся.
— А с чего ты взял, что туда пойду я? Может, я пошлю тебя?
Хачиун вздохнул. Чингис не назначил из них двоих главного, что, по мнению Хачиуна, было ошибкой, когда дело касалось Хасара.
— Нет, не пошлешь, — терпеливо сказал он. — Я буду придерживаться первоначального плана, а ты поступай как знаешь. Если хочешь, можешь проверить ту тропу.
Брат задумчиво кивнул. Его беспечный тон не обманул Хачиуна. Хасар прекрасно понимал всю опасность задуманного.
— Я подожду здесь и возьму последнюю тысячу воинов. Если тропа никуда не ведет, мы вернемся по своим следам и присоединимся к вам ночью.
Братья коротко попрощались, затем Хачиун с Тараном снова двинулись в путь, а Хасар принялся подгонять остальных.
Чтобы отсчитать девять тысяч медленно бредущих людей, Хасару потребовалось куда больше времени, чем он предполагал. Уже темнело, когда показалась последняя тысяча. Хасар подошел к спотыкающемуся воину, взял его за плечо и велел, перекрикивая ветер:
— Иди за мной.
Не дожидаясь ответа, Хасар шагнул на другую тропу и по колено провалился в свежевыпавший снег. Уставшие воины потянулись за ним, ничего не спрашивая — они словно онемели от холода и мучений.
Оставив брата на склоне горы, Хачиун до самого вечера ни с кем не разговаривал. Таран по-прежнему шел впереди, хотя знал дорогу не лучше других воинов. С этой стороны горы спуск оказался немного легче, да и воздух был не такой разреженный, как на вершине. Хачиун вдруг понял, что больше не разевает судорожно рот, подобно рыбе, и сразу же почувствовал себя лучше, несмотря на усталость. С наступлением ночи метель утихла, и впервые за несколько дней воины увидели звезды — яркие и недоступные, они светили сквозь рваные облака.
К полуночи мороз усилился, однако монголы не стали делать привал. Подкреплялись на ходу вяленым мясом, которое доставали из сумок. Первую ночь воины провели на склоне, по-волчьи вырыв лежки в глубоком снегу. Хачиун продремал всего несколько часов и сейчас почти выбился из сил, но не мог позволить воинам остановиться на ночлег — никто не знал, далеко ли до цзиньского войска.
Вскоре склон стал более пологим. Белесые березы росли вперемежку с темными соснами, кое-где так густо, что под ногами лежал не снег, а палые листья. Хачиун обрадовался деревьям, которые словно свидетельствовали — конец пути близок. Правда, он так и не понял, удалось ли его людям зайти в тыл к цзиньцам или они до сих пор движутся параллельно перевалу Барсучья Пасть.
Таран тоже страдал от холода. Хачиун заметил, что юноша время от времени энергично размахивает руками, чтобы разогреть кровь и не дать кончикам пальцев почернеть и потерять чувствительность. Старинная уловка дозорных. Хачиун повторил движения и передал приказ остальным воинам делать то же самое. Затем представил вереницу суровых воинов, машущих руками, словно крыльями, и рассмеялся, несмотря на боль во всем теле.
Над горами поднялась яркая и полная луна, осветив колонну измученных людей, медленно бредущих вперед. Покоренная вершина возвышалась сзади символом другого мира. Сколько воинов пало на ее крутых тропах, чтобы, подобно Весаку, остаться там навсегда? Хачиун надеялся, что выжившие догадались снять с погибших колчаны со стрелами, пока их не засыпало снегом. Нужно было отдать приказ, ворчал он на самого себя. До рассвета еще далеко, может, еще удастся подойти к цзиньцам прежде, чем Чингис начнет атаку. Хачиун брел по снегу, его мысли текли в такт шагам. На миг он вспомнил о Хасаре, затем о своих детях. Временами Хачиун проваливался в дрему, придя же в себя, видел, что продолжает шагать за Тараном. Когда Хачиун упал, юноша повернул назад, помог подняться. Хачиун благодарно подумал, что воины не дадут ханскому брату умереть на обледенелой тропе, не заберут его колчаны со стрелами.
Хачиуну казалось, что он идет целую вечность, как вдруг деревья закончились и шагавший впереди Таран пригнулся. Хачиун последовал его примеру, а потом на непослушных коленях пополз к юноше. Сзади доносились сдавленные ругательства — из-за внезапной остановки вереница смялась, в призрачном свете луны полусонные люди натыкались друг на друга. Хачиун медленно полз, оглядываясь по сторонам. Они с Тараном были на отлогом склоне белоснежной лощины. На дальнем крае поднимались горы, такие крутые, что ни один смертный не смог бы их преодолеть. Слева Хачиун заметил перевал Барсучья Пасть, перед которым раскинулось широкое поле. В лунном свете зрение Хачиуна обострилось, и за безжизненным пространством он разглядел море шатров и знамен. Поднимавшийся над ними дым смешивался с туманом на горных вершинах. Хачиун почувствовал запах горящего дерева.
