— Он и есть мой, — отрезал Илак. Лицо его окаменело.
Тишина опустилась на лагерь. Тогрул посмотрел на двух мужчин и понял, какую ненависть они так тщательно скрывали под напускной вежливостью. Илак старался сидеть неподвижно, будто в раздумьях. Он знал, что Тэмучжин желает его смерти. Он рассчитывал включить оставшихся в живых воинов Тэмучжина в число Волков, забрать их из мертвых рук сына Есугэя. Но вместо разбойника встретил хана олхунутов, и ставки возросли в сотни раз. Возможно, духи теперь за Тэмучжина, хотя и не были благосклонны к нему прежде.
— Когда татары будут разгромлены, я встречусь с тобой, — решил он. — Уж не упущу случая.
Тэмучжин вдруг встал, и воины потянулись к оружию. Илак сидел, как каменное изваяние, и смотрел на него снизу вверх, но тот глядел мимо него.
Оэлун медленно шла к собравшимся, словно она была в бреду. Илак обернулся, чтобы посмотреть, кто привлек внимание Тэмучжина, увидел лицо вдовы Есугэя и вскочил, поднялся и Толуй.
Оэлун была бледна. Илак смотрел на нее: вот она провела кончиком языка по нижней губе, словно змея выстрелила своим жалом. Он встретился с женщиной взглядом, и она рванулась вперед, подняв руки, чтобы нанести удар.
Хачиун встал между ними, прежде чем Оэлун успела добраться до хана Волков. Он крепко держал мать, а она размахивала руками, целя, словно когтями, в лицо Илака. Она не дотянулась до него, а Илак не произнес ни слова, чувствуя, что Тэмучжин стоит наготове у него за спиной. Оэлун пыталась освободиться. Глаза ее нашли старшего сына.
— Как ты можешь отпустить его живым после всего, что он с нами сделал? — кричала она, вырываясь из хватки Хачиуна.
Тэмучжин покачал головой:
— Мать, он гость у моего костра. Когда мы разобьем татар, я получу Волков после него или он получит олхунутов.
Илак повернулся к своим людям, и Тэмучжин зло усмехнулся:
— Разве ты не этого хочешь, Илак? Я вижу, юрт в твоем улусе не прибавилось с тех пор, как ты бросил нас помирать в степи. Отец-небо отвернулся от Волков, когда они были под твоей властью, но так больше не будет.
Илак хмыкнул и расправил плечи.
— Я сказал все, что хотел. Когда мы пойдем в бой, ты увидишь, что твоим левым крылом командует лучший воин. А потом преподам тебе хороший урок: на этот раз не выпущу живым.
— Возвращайся в свои юрты, Илак, — завершил разговор Тэмучжин. — На рассвете я начну обучать твоих воинов.
По мере того как татары продвигались на юг, мелкие племена бежали перед ними. Некоторые, увидев на пути собранное Тэмучжином войско, даже не останавливались, а обходили его, темными пятнышками проползая по дальним холмам. Другие присоединялись к нему, пополняя число воинов, так что каждый день в войско вливался тонкий ручеек озлобленных людей. Тэмучжин разослал вестников к найманам, ойратам, во все крупные племена, но они либо были далеко, либо отказывались присоединяться. Тэмучжин понимал их нежелание драться, хотя и презирал его. Племена никогда не сражались плечом к плечу за всю свою историю. Собрать воедино даже три племени было неслыханным делом. Воины упражнялись вместе, пока Тэмучжин не пришел к выводу, что они готовы, лучше и желать нельзя. И все же его то и дело вечерами звали улаживать какую-нибудь кровавую вражду или наказывать воинов, сцепившихся из-за старых обид.
В юрты Волков Тэмучжин не заходил. Ни один человек из старых семей не заступился за его мать, когда ее с малыми детьми оставили на погибель. Было время, когда он хотел отдать все, только бы снова оказаться среди знакомых с детства людей, но, как уже поняла до него Оэлун, они не были прежними. Пока правит Илак, покоя им не будет.
На двадцатом рассвете после прихода олхунутов примчались разведчики с донесением, что татарское войско появилось на горизонте, всего в дне пути от них. С разведчиками пришли несколько бродячих семей, бежавших перед татарами, подобно испуганным козам. Тэмучжин протрубил в рог, и улус затих. Воины прощались с любимыми, седлали коней. Торопливо глотали завернутую в лепешку горячую баранину, что совали им в руки матери и дочери. Войско строилось. Волки Илака встали слева, Хачиун и Хасар с олхунутами — справа. Тэмучжин с кераитами был в центре. Оглядев войско, он удовлетворенно кивнул. Восемь сотен воинов ждали сигнала, готовые устремиться на врага. Кузни кераитов и олхунутов трудились денно и нощно, и почти треть воинов была в доспехах, изготовленных по образцу, данному Вэнем Чао. Коней защищали кожаные фартуки, на которые внахлест были нашиты железные чешуйки. Тэмучжин знал, что татары ничего подобного не видели. Он ждал, пока уйдут женщины. Наблюдал, как Арслан наклоняется с седла и целует молоденькую татарку, которую захватил и взял в жены. Тэмучжин огляделся по сторонам, но не увидел Бортэ. Срок ее родов приближался, и он знал, что она вряд ли покинет юрту. Вспомнил, как Оэлун рассказывала, что в ночь его рождения Есугэй тоже был в походе, и улыбнулся про себя. Круг замкнулся, ставки выросли. Он сделал все, что мог, и нетрудно было представить, как Есугэй взирает теперь на своих сыновей. Тэмучжин поймал взгляды Хасара и Хачиуна, нашел глазами Тэмуге во втором ряду слева от себя. Кивнул братьям, и Хасар ухмыльнулся. Они прошли долгий путь из той лощины в холмах, где каждый прожитый день уже был победой.
Когда все были готовы, вперед выехал олхунутский шаман на белоснежной кобыле. Он был худ и дряхл, с волосами под цвет его кобыле. Шаман начал нараспев читать заклинания, и все глаза были устремлены на него. Старик воздел руки к Отцу-небу. В руках он держал потрескавшуюся от огня баранью лопатку, и он взмахнул ею, точно мечом. Тэмучжин улыбнулся про себя. Кераитский шаман был не столь воинственно настроен, так что для свершения обряда был выбран правильный человек.
Шаман спешился и припал к Матери-земле, что повелевала всеми. Слова его были еле слышны на ветру, но воины стояли неподвижно, ожидая речей. Наконец старик всмотрелся в трещины на кости и прочел их, водя по ним узловатым пальцем.
— Мать-земля радуется, — провозгласил он. — Она жаждет татарской крови! Отец-небо призывает нас именем своим! — И сломал лопатку, явив недюжинную силу.
Тэмучжин набрал в грудь побольше воздуха и крикнул:
— Земля знает только один народ, братья мои! Она помнит нашу поступь! Сражайтесь же сегодня славно, и враги побегут перед нами!
Все войско воздело луки и издало боевой клич, а сердце Тэмучжина забилось чаще. Шаман вскочил на кобылу и поехал назад сквозь ряды воинов. Из суеверного страха они старались не встречаться с ним взглядом, но Тэмучжин кивнул ему и склонил голову.
Всадники, стоявшие по краям, имели при себе маленькие барабаны. Они стали бить в них — в такт колотящемуся сердцу Тэмучжина. Он поднял руку и резко указал направо. Поймал взгляд Хасара, когда брат выехал рысью с сотней лучших олхунутских воинов. Все они были в железных доспехах. Тэмучжин надеялся на них, думал, что их невозможно будет остановить в атаке. Они отъехали от воина, и, глядя им вслед, он молился, чтобы ему довелось увидеться с братом снова.
