— Боль ушла, любимая, — и испустил дух.
Кабера вздрогнул и рухнул на пол.
Помпей грозно смотрел на капитана галеры, вытянувшегося перед ним.
— Мне дела нет до того, что тебе велено. Вот мой приказ. Ты поплывешь на юг, к Сицилии, и поведешь за собой все галеры, которые встретишь у побережья. Все римские корабли должны собраться на юге и не допустить бегства рабов морем. Ты меня понял, или я должен арестовать тебя и назначить другого капитана?
Гадитик отдал честь. Ему очень не нравилось поведение раздраженного сенатора, но он не смел подать вида.
После шести месяцев патрулирования Гадитик рассчитывал какое-то время отдохнуть в городе, а ему снова приказывают выйти в море, даже не наведя порядка на корабле. Гадитик подумал, что Пракс придет в ярость, узнав о распоряжении Помпея.
— Я понял. Мы выйдем в море с отливом.
— Очень надеюсь, — ядовито произнес Помпей, повернулся и зашагал к ожидавшим его солдатам.
Проводив сенатора взглядом, Гадитик посмотрел в море, на галеры, которые уже вышли из гавани. Все они поплывут на юг, к проливу, отделяющему Сицилию от Италии, а римские порты, расположенные на побережье, останутся беззащитными, превратятся в легкую добычу для пиратов. Что бы там ни задумали сенаторы, Гадитик надеялся, что подобный риск оправдан.
Когда стемнело, Клодия пришла в комнату Юлия, который наливал себе чашу за чашей, стараясь напиться до бесчувствия. Вяло подняв голову, он равнодушно посмотрел на нее.
— Ты надолго приехал? — спросила Клодия.
Цезарь покачал головой.
— Нет, через несколько дней уеду вместе с Помпеем… только сначала похороню их.
Юлий говорил невнятно. Он словно отупел от горя, и у Клодии не находилось слов, чтобы утешить его. Ей хотелось причинить ему боль, напомнив о том, как он прощался с Корнелией, но, сделав усилие, женщина отказалась от своего намерения. По его лицу было видно, что он вспоминает именно об этом и очень страдает.
— Ты останешься, чтобы присмотреть за Юлией и матерью? — спросил Цезарь, не глядя на Клодию.
— Я всего лишь рабыня. Вернусь в дом Цинны, — ответила она.
Посмотрев ей в глаза, Юлий пьяно махнул рукой.
— Значит, я дарю тебе свободу. Документы у ее отца выкуплю… По крайней мере я успею сделать это до того, как уеду. Только позаботься о Юлии. Октавиан здесь?
— В конюшне. Вряд ли он захочет вернуться к матери…
— Значит, позаботься и о нем. В его жилах моя кровь. Кроме того, я обещал… Я всегда выполняю свои обещания. — Лицо Юлия исказилось от мучительных страданий. — Прошу тебя, останься и управляй поместьем. Не знаю, когда вернусь, но я хочу, чтобы ты была там. Ты знала ее с младенчества…
Слушая Цезаря, Клодия думала о том, что он еще слишком молод. Молод, глуп и только-только начинает понимать, что временами жизнь бывает несправедливо жестокой. Сколько она ждала любви, пока не встретила Тубрука? В конце концов старый гладиатор собрался бы с духом и попросил ее руки, а Корнелия сделала бы ее вольноотпущенницей. Теперь же у нее ничего не осталось, а девочка, которую она нянчила еще ребенком, лежит бездыханной в соседней комнате.
Клодия знала, что соберется с силами и поможет обмыть и обернуть в чистую тунику тело Тубрука. Но не сейчас.
— Я останусь, — ответила она.
Юлий ее не услышал.
ГЛАВА 42
Катон стоял на Форуме под темным небом. Разорванная тога сползла с плеч, обнажив обрюзгшее тело. На коже блестели капельки дождя. Спину, исполосованную кнутом, покрывали кровавые рубцы, однако гнев и презрение, которые он питал к этим ничтожествам, были сильнее боли. Любой из них действовал бы так же, представься им такая возможность. Сейчас они глазеют и показывают на него пальцами, словно скроены из другого материала. Он смеялся над ними, высоко держа голову даже тогда, когда к нему подошел палач с длинным блестящим мечом в руках.
Помпей наблюдал за происходящим, не выказывая удовлетворения. Он отложил отъезд в армию, чтобы закончить с этим делом. Ему хотелось бы увидеть, как жирные руки прибьют гвоздями к перекладине креста и установят его на Форуме, чтобы убийца мучился подольше. Именно такую смерть заслужил Катон. Оставалось довольствоваться тем, что всю семью негодяя, погрузив на телеги, повезли на невольничий рынок, чтобы продать с молотка. Его дом отошел в распоряжение сената, а богатства решено использовать на подавление восстания рабов.
Юлий молча стоял рядом с Помпеем. Полководец попросил его присутствовать на экзекуции и разделить с ним сладость мести, но он не получал от того, что видел, никакого удовольствия. Цезарь не чувствовал радости, видя, как унижают Катона. Просто на глазах у него убивали негодяя, не имеющего права на существование, как убивают бешеную собаку или кровососущее насекомое. Этот ожиревший человек не увидел и малой толики скорби, которую он причинил своими деяниями, но как бы сильно он ни страдал, Корнелию не возвратить. Юлий мысленно просил, чтобы все закончилось побыстрее. Как можно быстрее.
Обведя взглядом сенаторов и горожан, собравшихся посмотреть на казнь, Катон демонстративно сплюнул на камни Форума. Впервые в жизни он не боялся толпы. Народ его никогда не любил, и ему дела не было до того, что думают и чувствуют эти люди. Он сплюнул еще раз и с вызовом посмотрел на сгрудившуюся вокруг Форума чернь. Скоты, животные, не понимающие того, что великий человек имеет право поступать не по закону, а так, как считает нужным. Они не в состоянии постичь, что историю вершат не по законам, а усилием воли…
Услышав шаги, Катон повернул голову и увидел, что к нему направляется Помпей. Лицо сенатора исказила презрительная улыбка — у противника не хватало выдержки, он решил поглумиться над ним, до того как палач сделает свое дело. Нет, этот человек не создан для власти. Сулла позволил бы противнику тихо вскрыть вены в собственной ванне. Он понимал, что такое истинная власть.
Подойдя вплотную, Помпей склонился к уху Катона.
— Твоя семья недолго будет мучиться в рабстве. Я купил всех твоих родных, — свистящим шепотом произнес он.
Катон холодно посмотрел на врага.
— И Герминия тоже? — спросил он.
— Твой сын не переживет последней битвы, — ответил Помпей.
Катон улыбнулся. Интересно, что Помпей будет делать с Юлием и Брутом, когда его не станет. Вряд ли ему придется легко…
Он вздернул голову, презрительно посмотрев на соперника. Кажется, его род пресекается вместе с его смертью. В старину, когда умирали цари, их семьи восходили на погребальный костер повелителя. Если Помпей хочет уязвить его подобными угрозами, то он просто глупец.
— И для тебя наступит такой день, — бросил он врагу. — Ты слишком мелок, чтобы долго держать этот город в своей руке.
Лицо Помпея исказила гримаса бешенства, и Катон захохотал.
