Выслушав распоряжение, центурион кивнул и велел оставшимся с ним людям внимательно наблюдать за берегом.
На стертых каменных плитах доков валялись трупы женщин и детей. В ужасных ранах гнездились рои зеленых мух, со зловещим жужжанием взлетавших при приближении солдат. С моря дул прохладный бриз, но воздух пропитался невыносимым зловонием. Потом обнаружилось большое количество тел римских легионеров в черных туниках и все еще блестящих доспехах.
Юлий обходил груды трупов, стараясь в уме воспроизвести случившееся здесь несчастье. Вокруг каждой группы мертвецов камни были запачканы пятнами крови; несомненно, здесь лежали тела врагов, но их унесли и похоронили. Оставить римлян без погребения — страшное надругательство, жест презрения, и Юлий чувствовал, как в его груди разрастается гнев. По глазам солдат он видел, что они испытывают то же чувство. Люди шли, держа мечи на изготовку, внимательно осматривая проходы между зданиями и отгоняя крыс и собак от тел погибших. Ярость горела в их глазах, но врагов так и не обнаружили. Порт был покинут.
— Боги, кто мог сотворить такое?.. — прошептал Пракс.
Юлий повернулся к помощнику центуриона; на лице его застыла гримаса гнева.
— Мы узнаем. Наши люди взывают к нам, и я им отвечу.
Пракс посмотрел на него и ощутил невероятную мощь, исходящую от молодого человека. Не в силах выдержать взгляд Цезаря, он отвел глаза в сторону.
— Определись с похоронной командой. Когда мертвые упокоятся в земле, Гадитик прочтет над могилой молитву. — Юлий помолчал, глядя на горизонт. Солнце горело тусклым медным светом. — Остальные пусть валят деревья. Мы поставим распятия здесь, на берегу. Пусть это станет предупреждением для тех, кто несет ответственность за убийство невинных людей.
Пракс отсалютовал и побежал назад к причалу, радуясь возможности покинуть зловещее место и молодого офицера, напугавшего его своими словами. Он полагал, что хорошо знает Цезаря. Оказалось, что это не так.
Пока первых пятерых пиратов приколачивали к грубо отесанным бревнам, Юлий сохранял хладнокровие. Каждый крест поднимали веревками, нижний конец соскальзывал в вырытую ямку, и его закрепляли, загоняя молотом деревянные клинья.
Пираты пронзительно кричали, пока совершенно не охрипли, и только тяжелое прерывистое дыхание наполняло воздух. У одного разбойника из подмышек и паха потек кровавый пот, оставляя на коже зловещие извилистые следы.
Третий пират извивался от мучительной боли, когда железный штырь пронзил его запястье и вошел в мягкое дерево перекладины. Он умолял о пощаде и рыдал как ребенок, изо всех сил стараясь вырвать вторую руку из мертвой хватки легионеров, но все же его кисть прижали и ударом молота пригвоздили к бревну.
Не успели солдаты то же самое проделать с его бьющимися ногами, как Юлий двинулся в их сторону. Он шагал как во сне, на ходу вытаскивая из ножен меч. Люди замерли, однако он, не обращая на них внимания, произнес глухо, словно думал вслух:
— Прекратите это, — и вонзил клинок в горло пирата.
Все облегченно вздохнули, а Цезарь, отвернувшись, вытер меч. Он ненавидел собственную слабость, но не мог вынести зрелища бесчеловечной расправы.
— Остальных убейте быстро, — велел Юлий и пошел назад к кораблям.
Вложив меч в ножны, он широко шагал по каменным плитам доков, а в голове с сумасшедшей скоростью проносились мысли. Он обещал распять их всех, но казнь оказалась настолько ужасной, что молодой командир не выдержал. Пронзительные крики людей ранили его сердце. Выдержки едва хватило на то, чтобы увидеть, как распяли всего нескольких человек.
Лицо Юлия исказила гримаса ярости. Он злился на себя. Отец не переменил бы решения. Рений распял бы всех негодяев лично и спал бы спокойно. Цезарь чувствовал, что щеки горят от стыда, и с досадой сплюнул на камни причала. Отдав приказ о начале жестокой расправы, он даже не остался до конца казни, ушел один, и это уронит его авторитет в глазах подчиненных.
Кабера не захотел пойти с легионерами, чтобы присутствовать при экзекуции. Он стоял у борта судна и, склонив голову набок, вопросительно смотрел на Юлия. Тот встретил взгляд лекаря и пожал плечами. Старик похлопал молодого друга по плечу и протянул амфору с вином.
— Хорошая мысль, — отстраненно произнес Юлий. Мысли его блуждали где-то далеко. — Знаешь что, принеси-ка вторую. Не хочу сегодня видеть сны.
ГЛАВА 20
Очень немногие здания порта уцелели настолько, чтобы люди Юлия могли использовать их в качестве убежища. Почти все сооружения сгорели: от них остались только стены, похожие на пустые раковины моллюсков. Приходилось выбирать, где провести ночь — на кораблях или в полуразрушенных складах.
Пока что Юлий разослал людей по округе в поисках еды. Цельс сделал неплохие запасы на зиму, но их наверняка не хватит, чтобы прокормить большое количество здоровых мужчин.
Легионеры продвигались очень осторожно, небольшими группами, готовые к внезапному нападению. Мертвых собрали и похоронили, однако атмосфера оставалась гнетущей и зловещей; римлян не оставляла мысль, что злодеи, уничтожившие мирное поселение, могут находиться неподалеку.
Солдатам удалось обнаружить только одного живого человека. У него была серьезно ранена нога, и зараза быстро распространилась по всему организму. Несчастного нашли благодаря поднятому им шуму — он пытался убить крысу, слишком близко подобравшуюся к нему на запах свежей крови. Раненый размозжил ей голову камнем, а потом закричал от страха, когда люди Юлия взяли его на руки, чтобы вынести на свет. Проведя много дней в темноте, несчастный не мог смотреть даже на неяркое утреннее солнце и отчаянно ругался слабым голосом, пока его несли к кораблям.
Увидев распухшую ногу, Юлий сразу же позвал Каберу, хотя и понял, что время упущено. Губы мужчины покрылись сухой коркой и растрескались: когда ему в рот вылили чашу воды, он зарыдал без слез. Кабера ощупал раздувшуюся плоть длинными пальцами, покачал головой, встал и обратился к Юлию:
— Рана загнила, и яд уже распространился до паха. Слишком поздно отнимать ногу. Я могу попробовать облегчить его страдания, но жить ему осталось недолго.
— А ты не можешь… полечить его наложением рук? — спросил Цезарь у старика.
— Он ушел слишком далеко, Юлий.
Молодой офицер огорченно кивнул, взял у солдата чашу и наклонился к раненому. Исхудавшие пальцы тряслись слишком сильно, несчастный не мог самостоятельно напиться, и Юлий поддержал его руку, остро ощущая страшный жар, исходивший от туго натянутой кожи.
— Ты понимаешь, что происходит? — обратился он к умирающему.
Мужчина, глотая влагу, постарался кивнуть, покраснев от напряжения, забиравшего у него последние силы.
— Можешь рассказать, что здесь произошло? — допытывался Юлий, с нетерпением ожидая ответа.
Раненый справился со слабостью и слегка приподнял голову.
