Спустя пару минут шестеро солдат уже начали добросовестно рыть яму, в то время как Роб Джей вместе с сержантом наблюдали за их работой. К ним подошли полковник Хилтон и капитан Ирвин из роты «С» первого батальона.
— Какого черта вы здесь делаете? — осведомился полковник Хилтон у сержанта, который открыл рот и растерянно взглянул на Роба Джея.
— Они роют выгребную яму, полковник, — ответил Роб Джей.
— Яму?
— Да, сэр, уборную.
— Я знаю, что такое выгребная яма. Лучше бы они учились, как правильно нужно обращаться со штыком. Совсем скоро эти люди окажутся на поле боя. Мы должны научить их убивать повстанцев. Солдаты этого полка будут стрелять в конфедератов, колоть их штыками, а если понадобится, то мы загадим их до смерти. Но рыть огромные уборные мы не будем.
Один из солдат с лопатой громко загоготал. Сержант осклабился, глядя в лицо Робу Джею:
— Вам все ясно, нештатный хирург-ассистент?
Роб Джей ответил с каменным выражением лица:
— Да, полковник.
Так прошел его четвертый день в составе сто шестого полка. После них было еще восемьдесят шесть. День сменялся днем невероятно медленно. Роб Джей ни разу не сбился со счета.
50
Письмо от сына
Цинциннати, штат Огайо
12 января 1863 года
Дорогой папа!
Что ж, теперь я честно заслужил скальпель Роба Джея!
Полковник Питер Брэндон, главный адъютант начальника медицинской службы Вильяма Хэммонда, выступил перед нами на церемонии вручения дипломов. Некоторым это торжество пришлось по нраву, но я был разочарован. Доктор Брэндон рассказал нам о том, что история помнит врачей, которые положили жизнь на службе в армиях своих стран. Он привел массу примеров из библейского Послания к евреям, греческой и римской истории и так далее. Затем он рассказал о невероятных возможностях, которые сегодня открываются для врачей благодаря службе в армии Союза — о почестях, оказываемых каждому, кто посвящает себя служению государству. Он утомил нас постоянными напоминаниями о бесконечной славе, которую непременно принесет нам новая профессия, как это случилось с Платоном и Галеном, Гиппократом и Андреасом Везалием. А затем начал в открытую вербовать нас в армию. Это уж точно было лишним — семнадцать моих одногруппников из тридцати шести уже и так договорились о вступлении в ряды медико-санитарной службы армии США.
Знаю, ты полностью поддержишь мое решение, и хотя я всем сердцем хотел бы увидеться с мамой, все же мне стало гораздо легче, когда я уговорил ее не приезжать ко мне в Цинциннати. Поезда, гостиницы и все прочее… В них всегда полно людей и грязи, так что женщине, путешествующей без сопровождения, вряд ли будет это удобно. Еще и что похуже может случиться. Мне очень не хватает тебя, папа, и из-за этого я еще больше ненавижу войну. Отец Пола Кука, который торгует зерном и семенами в Ксении, приезжал на церемонию вручения, а после устроил для нас двоих настоящий пир с хмельными тостами и добрыми словами. Пол — один из тех, кто из колледжа собирался отправиться прямо в армию. Его внешность обманчива из-за вечной улыбки на лице. Но на самом деле он — лучший в нашей группе и окончил колледж с дипломом summa cum laude
[13]
. Я помогал ему с работой в лаборатории, а он, в свою очередь, помог мне заслужить диплом magna cum laude
[14]
. Каждый раз, когда мы дочитывали новую главу в учебнике, он проверял мои знания, задавая вопросы, намного более серьезные, чем я слышал когда-либо от наших профессоров.
После ужина они с отцом отправились в оперный театр, чтобы послушать концерт Аделины Патти, а я пошел обратно в клинику. Я совершенно точно знал, чем мне хотелось заняться. Под Девятой улицей проходит кирпичный туннель, соединяющий медицинский колледж и главное здание больницы. Им дозволено пользоваться только врачам. Для того чтобы по нему ходили лишь в случае особой срочности, всем студентам вход в него был строго запрещен, так что мы всегда переходили дорогу поверху, невзирая на погодные условия. Я спустился в подвал медицинского колледжа, по-прежнему чувствуя себя студентом, и вошел в освещенный лампами туннель. Каким-то непостижимым образом сразу после того, как я, пройдя по туннелю, оказался в больнице, я впервые почувствовал себя настоящим доктором!
Папа, я согласился поработать интерном в Юго-Западной больнице Огайо в течение ближайших двух лет. Платить мне будут всего три сотни в год, но доктор Бервин пообещал, что после такой практики я смогу зарабатывать гораздо больше, когда стану хирургом. «Никогда не преуменьшай важность заработка, — сказал мне он. — Ты должен всегда помнить, что человек, который вечно жалуется на зарплату врача, — не настоящий врач».
К моему смущению, благодаря невероятно удачному стечению обстоятельств Бервин и Мак-Гован не смогли решить, кто из них возьмет меня под свое крыло. На следующий день Барни Мак-Гован поделился со мной планами касательно моего будущего: я поработаю у него несколько лет младшим ассистентом, а потом он выхлопочет мне должность адъюнкт-профессора анатомии. А когда он уйдет на заслуженный отдых, я смогу занять и должность профессора патологии.
Это было уже слишком, у меня голова пошла кругом от таких перспектив, потому что моей мечтой всегда было просто стать врачом. В конце концов они придумали программу, благодаря которой я получу дополнительные преимущества. Так же, как это происходило во время моей летней подработки, я буду по утрам оперировать с Бервином, а вечером — работать с Мак-Гованом в патологии; но теперь я не буду делать черную работу, как в бытность свою студентом — теперь я буду выполнять обязанности доктора. Несмотря на их доброту, не знаю, хочу ли я остаться в Цинциннати. Мне не хватает маленькой деревеньки, где я знаю всех и каждого.
Южанам по духу больше подходит Цинциннати, чем Холден-Кроссинг. Билли Хенрид признался паре самых близких своих друзей, что после выпуска пойдет хирургом в армию конфедератов. Два дня назад я ходил на прощальный ужин к Хенриду и Куку. Всем было неловко и грустно, потому что они оба понимали, что присоединятся к разным сторонам в этой войне.
Новости о том, что президент Линкольн подписал декларацию, сулящую свободу всем рабам, вызвали массу недовольств. Знаю, ты не интересуешься делами президента из-за его участия в истреблении сауков, но я восхищаюсь им — ведь он хочет подарить свободу всем рабам, идя против своих личных политических интересов. Северяне повсюду готовы принести себя в жертву, если это поможет спасти Союз, но они не хотят, чтобы результатом войны стала отмена рабства. Кажется, они просто не согласятся уплатить эту ужасную, кровавую цену, если конечной целью этих бесконечных битв станет освобождение негров. В битвах обе стороны терпят ужасные потери — будь то второй Бул-Ран или Антитам. Доходят слухи о бойне при Фредериксбурге, в которой пострадали, пытаясь одержать верх над южанами, почти тринадцать тысяч солдат. Многие из тех, с кем я общаюсь, после таких событий впали в отчаяние.
