— Не может быть…
— Что не может?! Да я вот сейчас еду в вашу кассу их вносить! — он извлек из карманов и кинул на сиденье несколько пачек денег в банковской упаковке.
* * *
Вернувшись в интернат, я сразу поднялся на второй этаж и культурно постучал в кабинет главбуха.
— Да, кто там?
Больше всего мне хотелось взять эту жирную свинью за ноги и со всего размаха треснуть наглой харей о стену. Это же надо — люди три месяца без зарплаты, а она по тысяче гребет только за то, чтобы дать разрешение больного в интернат поместить.
А где те деньги, которые в кассу сдают? Нетрудно догадаться, откуда у этой сучки полные ящики банковских пачек… Но я взял себя в руки, вежливо улыбнулся и ласково попросил.
— Наталия Викторовна, выпишите мне, пожалуйста, квиток на получение зарплаты за три месяца.
— Нет денег у нас, Сомов. Вы же знаете.
— А вы выпишите. Остальное не ваша забота.
— Как это, не моя?!
— Я подойду в кассу, предъявлю бумажку, и если там нет денег, мы позвоним в милицию и сообщим об ограблении. Ведь как-никак девять тысяч пропало.
Эту квашню в мохеровом свитере мгновенно прошиб пот. Так и потек струйками из-за ушей. Похоже, она была на грани инфаркта, и я с удовольствием вогнал еще один гвоздь в крышку ее гроба.
— Пишите, Наталия Викторовна, а то ведь они еще одну тысячу поищут. Но уже в другом месте.
Не сводя с меня красных кроличьих глазок, она взяла ручку и стала медленно выводить букву за буквой.
Получив в кассе деньги, я не просто отправился к себе в гараж, я прошелся по этажам, помахивая пачкой денег и небрежно напевая:
— А мне зарплату дали, а мне зарплату дали, — и через полчаса у кассы гудела пчелиным роем огромнейшая толпа.
Сергей Михайлович влетел в каретную будучи цвета ноябрьской гвоздики. Он встал передо мной, дыхнул жарким паром и злым голосом произнес чрезвычайно заботливую тираду:
— Игорь, сегодня работы больше не будет. Иди домой, отдыхай. Не задерживайся. До свидания, — руку, правда, пожимать не стал. Развернулся и вышел прочь.
А следом заглянула Вика.
— Игорь, ты знаешь, а там зарплату дают.
— Знаю. Уже получил, — я отвернулся к машине, чтобы не встретиться глазами с потусторонним русалочьим взглядом, и небрежно спросил. — Вика, а у тебя зрение нормальное?
— Единица. — Она подошла ближе. — А что?
— Да сейчас контактные линзы делают. Любого цвета. Говорят, в моде неестественные оттенки. Фиолетовые, желтые. Представляешь?
— Правда?
— Честное слово. — Я все же повернулся к ней и, хоть был готов, но ледяная иголка ужаса жестко вошла в сердце. — А меня домой отпустили.
— А мне еще час работать… — вздохнула она. — А то бы вместе пошли.
— Да, жалко, — я растянул губы в вымученной улыбке и побежал к выходу.
Запах пива смешанный с легким ароматом страха и пота я учуял, еще только входя в парадную, но значения не придал. Двое пареньков лет восемнадцати стояли на площадке второго этажа, по разным углам, и смотрели вниз в окно. Увидев меня, они резко натянули на головы капроновые чулки.
— Ребята, неужели вам так нравится ходить в презервативах? — улыбнулся я забавному зрелищу.
— Пришел, умник?.. — просипел, как простуженная змея, тот, что стоял дальше, внезапно присел, растопырил в стороны колени и руки — прямо цыпленок табака — и резко выдохнул. — Кха-а-а…
Послышался щелчок, и в его правой руке выскочило лезвие. Он выставил руку вперед с таким видом, словно в руке его была не булавка-переросток, а, по крайней мере, двуручный меч; при этом нелепо раздвигал коленки, приседал вверх — вниз, медленно двигался вперед и продолжал простужено сипеть. Наверное, еще пару недель назад я бы изрядно струхнул, но после ольхонов охотников, после утренней драки с целой стаей шери эти балетные па вызывали только смех.
— Ну ладно, не буду вам мешать, — я попытался обойти этого психа, но тут дернулся вперед другой, который стоял сбоку.
— Ржешь, ублюдок! — рявкнул он и взмахнул рукой. Лязгнула, выдвигаясь, телескопическая дубинка. Но плохо было не это, плохо было то, что наблюдая за манипуляциями его приятеля, я про этого парня забыл. И никак на него не отреагировал. Отреагировали зубы, а делают они это удивительно однообразно: шаг в сторону — рука скользит мимо, челюсти смыкаются у основания черепа, рывок головой, хруст ломаемых позвонков — и сладостный, живительный, освежающий поток течет в горло.
Я разжал челюсти и поднял голову — тело парня глухо шлепнулось на площадку. Другой так и стоял в полуприседе, только сипеть перестал.
— Вот видишь, даже чулки не помогли, — пьяно произнес я совершенно бессмысленную фразу и улыбнулся.
Второй парень выронил нож, разбежался и кинулся в окно. Посыпалось стекло, но парень не вывалился наружу, а отлетел обратно на площадку. Он снова разбежался, но промахнулся, ударился в раму и снова отлетел на лестничную площадку. Снова разбежался — целеустремленный парень — опять кинулся в окно, но на этот раз попал и рухнул наружу.
— Второй этаж. Не разобьется, — все еще пребывая в состоянии сытой эйфории, заметил я и пошел домой.
* * *
Милиция отреагировала на удивление быстро — уже через два часа в дверь позвонил молоденький лейтенант и напористо поинтересовался, не держим ли мы дома собаку.
— Вы знаете, даже канарейки нет, — улыбнулся я пеньками зубов. — Но вы проходите, смотрите сами.
Конечно, я слегка струхнул, хотя и понимал, что человека в подобном преступлении наверняка не заподозрят, а совесть меня нисколько не мучила — если бы этим подрастающим рэкетирам попался не я, а кто-то другой, то пострадал бы невинный человек. А так — досталось именно тем, кто все и затеял. Чего их жалеть? Не хочешь получать по морде — не приставай к людям в парадных.
Лейтенант не замедлил воспользоваться приглашением и быстро пробежался по комнатам.
— Вы хоть объясните, что происходит-то? — счел я нужным проявить свое незнание.
— Загрызла тут собака гражданина. Насмерть. Ищем, — вздохнул лейтенант, огорченный полным отсутствием живности, и с надеждой добавил: — Возможно, имела место самооборона.
— А что второй парень говорит?
— Бредит. Всякую ересь несет, — и тут в милиционере проснулась подозрительность:
— А откуда вы знаете про второго парня?
— Трудно было не заметить, — резонно и, что главное, честно заметил я, и зевнул, еще раз продемонстрировав полное отсутствие зубов — одни пеньки.
— Да, — согласился лейтенант. — Трудно было бы не заметить. В окно на улицу сиганул. Три перелома.
