Книга Великий розенкрейцер, страница 28. Автор книги Всеволод Соловьев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Великий розенкрейцер»

Cтраница 28

И, говоря это, он приподнял руки и положил их на плечи Марано.

Первым инстинктивным движением того было отстраниться от этого ужасного прикосновения, но внезапно он почувствовал, как приятная теплота распространилась по всем его членам, и он уже не думал отстраняться. Он жадно воспринимал эту теплоту и поддавался возникавшему в нем ощущению.

Прошла минута, другая – и он физически чувствовал себя так хорошо, так бодро, как давно-давно уже не чувствовал. Спокойный и даже почти ласковый взгляд черных красивых глаз Калиостро был устремлен на него и не возбуждал в нем ненависти; в нем даже, как ни странно, как ни невозможно казалось это, пробудилось что-то похожее на симпатию к этому непонятному человеку, к этому врагу. А Калиостро говорил:

– Вот видишь, времени и жизни вернуть нельзя, но все же кое-что и можно исправить. Видишь, ты снова бодр, ты снова чувствуешь себя таким, каким был двадцать лет тому назад; тех мучений, какие были в тебе, теперь нет, и все это произвел я, значит, ты относительно меня не прав. Смотри!

Калиостро отступил на шаг от еврея и подошел к маленькому столу, на котором горела лампочка.

VI

И вдруг изумленного слуха Марано достиг знакомый, любимый звук – это был звук золота. Золото блеснуло ему в глаза, много золота. Вот на столе, возле лампочки, целая кучка золотых монет…

Марано почувствовал себя совсем обновленным, совсем перерожденным.

Он подбежал к столу, ощупал золотые монеты, боясь, что это один только призрак, что они, того и жди, пропадут, исчезнут бесследно. Но они не исчезали. Золото, чистое золото, сверкающее, холодное и прекрасное, пересыпалось в дрожавших руках еврея и наполняло его блаженным трепетом, трепетом страстно влюбленного человека, обнимающего давно и безнадежно жданный предмет своей страсти.

Еще минута – и Марано, совсем даже забыв о присутствии Калиостро, стал пересчитывать монеты. Он сложил их в равные кучки, сосчитал и пересчитал снова. Двадцать да двадцать – сорок, сорок да сорок – восемьдесят, в страстном волнении шептали его губы.

– Да, но тут не все… далеко не все! Где же остальные? – вдруг воскликнул он. – Ты сказал, что вернешь мне все… и проценты… проценты за двадцать лет! Где же это? Это далеко, слишком далеко, тут всего двести пятьдесят монет… только двести пятьдесят!

Калиостро улыбнулся.

– Знаешь ли, друг мой, – спокойно сказал он, – если человек очень долго голодает и вдруг накинется невоздержанно на пищу, то умрет гораздо скорее, чем умер бы от голоду. Мне очень легко сразу отдать тебе все золото о котором ты теперь мечтаешь, и даже гораздо больше того, но я не сделаю этого, так как не желаю твоей погибели и не за этим пришел к тебе. Собери хорошенько эти двести пятьдесят монет и храни их: они будут услаждать часы твоего досуга, ты будешь перебирать их, любоваться ими; уверяю тебя, они доставят тебе много удовольствия.

– Так, значит, ты обманул меня! – отчаянно воскликнул еврей.

– Нисколько, – все с тем же спокойствием ответил Калиостро. – Я, кажется, тебе доказал, что не желаю твоей погибели, спасая твою жизнь сегодня утром; не будь тут моей воли – тебя избили бы до смерти. Я мог бы, конечно, не дать тебе ни одной монеты, а вот перед тобою двести пятьдесят, и они принадлежат себе. Ты все получишь, получишь даже больше, но для этого нужно, чтобы ты исполнил кое-какие условия.

– Какие?

– А вот какие. Завтра же ты выедешь из Страсбура, отправишься в Германию, во Франкфурт-на-Майне. Когда ты туда приедешь, тебя встретит человек и проведет в нанятую для тебя и оплаченную на год вперед квартиру, где ты будешь жить в обстановке, несравненно лучшей, чем та, в какой я тебя видел в Палермо двадцать лет тому назад. Во Франкфурте-на-Майне очень много твоих соплеменников, и они ведут там большую торговлю, большие дела. Тебе никто не мешает тоже заняться вместе с ними торговлей и делами, которые могут обогатить тебя. Все будет устроено так, что когда тебе понадобятся деньги, эти деньги будут являться вовремя, но если когда-нибудь кому-нибудь ты произнесешь имя Джузеппе Бальзамо – в тот же день исчезнет все, у тебя не останется ни одного медного гроша, и ты умрешь в нищете, жестоко оплакивая свое безумие. Джузеппе Бальзамо нет и не было – понимаешь ли ты это? Никогда никакого Джузеппе Бальзамо ты не знал, сегодня утром ты действовал вне себя. будучи одержим адскими силами. Завтра, ровно в десять часов утра ты выйдешь из дому и пойдешь в лечебницу графа Калиостро. Ты будешь идти по улицам и обращаться ко всем встречным, спрашивая: где лечебница знаменитого целителя, благодетеля человечества, графа Калиостро? Придя в лечебницу, ты потребуешь, чтобы тебя провели к божественному Калиостро и, увидя меня, ты падешь передо мной на колени, и так убедительно, чтобы все этому поверили, – слышишь ли ты, чтобы все этому поверили, – будешь просить у меня прощенья за то, что вне себя, наущенный адскими духами, осмелился публично назвать меня негодяем и требовать от меня шестьдесят унций золота. Если ты не исполнишь всего этого, то пеняй на себя: тогда ты сам откажешься от своего счастия. Если же исполнишь все, то я буду благодетельствовать тебе так же, как благодетельствую многим.

Марано стоял ошеломленный, вдумываясь в слова Калиостро, а Калиостро между тем совершенно спокойно вынул из кармана кожаный мешочек и в один миг уложил в него двести пятьдесят золотых монет. Марано, заметив это, испустил отчаянный вопль и схватил Калиостро за руку, но тот мгновенно оттолкнул его так, что старик отлетел на несколько шагов и, потеряв равновесие, упал на пол.

– Будь спокоен, – сказал Калиостро, – эти деньги твои. Я тебе показал их для того, чтобы ты познакомился с ними и полюбил их. И ты с ними познакомился, ты их очень любишь, но вот я сейчас заметил в тебе одну весьма скверную мысль. У тебя мелькнуло в голове, забрав эти деньги, завтра чем свет скрыться и не прийти в лечебницу, Весьма вероятно, что эта мысль за ночь созрела бы и укрепилась в тебе, и ты привел бы ее в исполнение. Этим ты только погубил бы себя, а я, повторяю, вовсе не желаю твоей гибели. За ночь хорошенько обдумай все мои слова и свое положение, откажись от своей глупости, которая погубила всю твою жизнь. Если двадцать лет тому назад Джузеппе Бальзамо нужны были твои шестьдесят унций золота, то теперь графу Калиостро, владетелю неисчерпаемых сокровищ, умеющему из всякой дряни делать чистое золото, не могут быть нужны не только шестьдесят унций золота, но и миллионы унций, а о том, что граф Калиостро владеет действительно философским камнем и умеет делать золото, – об этом знает весь свет. Обдумай все хорошенько и пойми наконец, глупый человек, что единственное твое спасение в слепом послушании моим приказаниям и что я действую для твоей же пользы. Спокойно разбери все, сделай завтра утром так, как я тебе сказал, и после публичного покаяния за сегодняшний твой поступок, которое ты произнесешь в моей лечебнице, ты получишь этот мешочек. Надежный человек проводит тебя из города и удостоверится в том, что ты уехал во Франкфурт-на-Майне. Если в твоих действиях не будет искренности, если ты пожелаешь хоть в чем-нибудь обмануть меня – знай, что ты погиб. Ну, а затем прощай, я и так потерял с тобою очень много времени.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация