Без борьбы и волнения она отдавалась тому, что происходило с нею. Она чувствовала его устремленный на нее взгляд, и в этом-взгляде не было уж ничего страшного, загадочного и злого, в нем была любовь, надежда и печаль, как тень прошлого. Она услышала его призывный, зовущий ее по имени голос, – откуда он, где звучит, она не знала; но ни на миг не могла сомневаться в том, что это его голос и что он зовет ее.
Его призыв становился все слышнее. Она вся так и рвалась к нему, и, когда ее карета остановилась у дома князя Захарьева-Овинова, она уже не владела собою. Она действовала под могучим наплывом неведомой силы, с которою не хотела и не могла бороться. Она не помнила, каким образом взошла на крыльцо, что говорила встретившим ее людям. Та сила, которая влекла ее, была могучей силой, и все препятствия разлетались перед нею. Княжеская прислуга могла изумиться этому внезапному появлению молодой нарядной красавицы, желавшей видеть князя Юрия, но не могла остановить ее.
Дверь отворилась, и перед нею он. Она глубоко вздохнула всей грудью, будто освобождаясь от какой-то тягости, провела рукою по лбу, будто отгоняя какой-то туман и чад. От этого движения легкий меховой плащ упал с плеч ее. Еще миг – и она была в объятиях того, кто так измучил ее душу, кого она так страшилась еще недавно и кого так любила своим неопытным, но уже мощным и готовым на все испытания сердцем.
Она не уклонилась и не могла уклониться от этого объятия, она передала им себя на всю жизнь, навеки, тому, кто был ей предназначен. А он? Он уж не спрашивал себя, что это: падение или победа? И если бы в этот миг весь ад, вооруженный всеми своими ужасами, грозил ему, если б все силы земли и неба твердили ему, что он себя губит, – ему даже и в голову не пришло бы обратить на них внимание и смутиться духом.
– Простишь ли… можешь ли ты простить меня? – с мольбою и надеждой шептал он, глядя ей в глаза сияющими глазами и боясь очнуться, боясь убедиться, что это сон, греза, а не действительность.
– Что?.. Что простить? – растерянно, едва слышно спрашивала она, понимая только одно, что все совершилось.
– Мое прошлое… холод и жестокость души моей… и… то тяжкое преступление… содеянное в безумии моем… в ослеплении! – расслышала она его голос.
Она поняла, наконец, смысл его слов, содрогнулась и невольным движением от него отстранилась. Перед нею пронеслось все, все испытанные впечатления, все ужасные сцены, которых она была свидетельницей. Образ истерзанной муками ревности, обезумевшей, умиравшей у ног ее графини Елены вернулся будто живой, и сердце ее заныло. Счастливый свет ее глаз померк, и вместе с ним померкло и лицо Захарьева-Овинова.
– Я… разве я… могу прощать?! – прошептала она. – Бог может простить… и она…
В это мгновение им показалось, что перед ними мелькнуло что-то белое, прозрачное, неопределенное, и оба они испытали такое ощущение, будто рядом с ними, близко, близко, почти касаясь их, есть кто-то. Они явственно услышали как бы тихий музыкальный аккорд, и потом… потом слабый, не земной, но все же знакомый, понятный голос произнес над ними: «Я все поняла… Я прощаю…»
Снова они одни… Спокойно и радостно на душе их… Они взглянули друг на друга и увидели, что оба знают, кто это был сейчас с ними, кто понял все и простил…
Жизнь вступила в свои права. Солнце светило ярко. Все таинственное, непонятное исчезло. Захарьев-Овинов взял Зину за руку и сказал ей:
– Пойдем к моему отцу… Пусть он увидит тебя и благословит нас.
И они пошли. Когда Захарьев-Овинов, оставив Зину в соседней комнате, вошел к отцу и все сказал ему, старый князь не сразу понял, но, поняв, он так весь и затрепетал от радости.
– О Господи!.. Да как же это?.. Кто ж она такая?.. Юрий, друг мой, не томи… скажи скорее!
Из области своих мечтаний он сразу вернулся к прежней жизни, к прежним понятиям и боялся сыновнего ответа. А вдруг Юрий выбрал такую себе невесту, которую он не будет в состоянии назвать дочерью? То, что сказал ему сын о Зине, хоть и не совсем его удовлетворило, но все же успокоило.
– Что ж, друг мой, – ответил он, поправляясь в своем кресле и запахивая полы мехового халата, – я тебе перечить не могу и не стану… поспеши… извинись перед своей невестой за то, что я по болезни своей и слабости не могу ее как след встретить… и приведи ее ко мне.
Сын поспешно вышел из спальни, а старик, подбодрясь, ждал. Ждал, и в то же время губы его шептали имя любимой дочери, которую у него так рано, так безжалостно похитила смерть. Но стоило ему взглянуть на вошедшую Зину – и он забыл все. Предубеждение против нее, вдруг невольно закравшееся к нему в сердце при воспоминании о покойной дочери, сейчас же и пропало бесследно.
– Батюшки-светы! Да какая ж вы красавица! Отродясь такой не видывал! – в волнении повторял он, когда Зина склонилась перед ним и, взяв его руку, почтительно ее поцеловала.
– Голубушка ты моя, видишь я какой… и руки-то поднять не могу, обнять тебя не могу… наклонись, дочка милая, дай я тебя поцелую…
Она почувствовала на своем лбу его крепкий поцелуй и в то же время услышала, что он плачет. Да, он плакал от радости.
– Юрий, Юрий, – заговорил он сквозь слезы, – вот уж порадовал ты меня… вот уж кралю себе нашел… Слава тебе, Господи! Признаться – такого счастия я и не ждал, и Бога-то о нем просить не смел… Ну, теперь и умру спокойно, без помехи… на душе хорошо стало… Только, дети, исполните вы мою просьбу? Юрий, друг ты мой, обещайся мне исполнить великую мою просьбу.
– Что прикажете, батюшка?.. Свадьба чтобы наша была скорее? – поняв, прибавил он.
– Да, – воскликнул старик, – не дожидайтесь моей смерти – она придет теперь скоро, а я хочу покинуть вас уж мужем и женою… Красавица моя, исполнишь мою просьбу?
– Да, конечно, – совсем просто ответила Зина, – только вот как царица?..
– Царица мне не откажет, – уверенно сказал князь, – я сегодня же, сейчас же напишу ей, а ты, Юрий, свези… она тебя примет.
В это время вошел отец Николай, и старый князь так весь и просиял, его увидя. Через несколько минут отец Николай благословил жениха и невесту.
XV
Захарьев-Овинов перед царицей. Движением руки она указала ему на стул, на который он и присел, а сама, откинувшись на спинку своего любимого кресла у письменного стола, читает поданное письмо старого князя.
На лице Екатерины заметно некоторое недовольство. Она уже часа за два перед тем имела объяснение с Зиной. Она привязалась к доброй и прекрасной девушке и вот теперь должна расставаться с нею. Ей самой уже не раз приходило в голову, что было бы жестоко из-за эгоистического чувства не устроить как следует жизнь Зины, не выдать ее замуж. Но ведь она еще очень молода. Год-другой подождать можно. А потом надо ей найти хорошего жениха, с именем, со средствами, с положением. И притом – непременно хорошего человека. Бог знает кому, какому-нибудь легкомысленному петиметру, невозможно отдать этого чудесного ребенка.
