Самая обыкновенная для женщины реакция, но Лекс почему-то удивился.
— Можно наполнить ванну, — конфузясь, Аслан-Гирей показал на эмалированный резервуар. — Прислуга не понадобится, довольно прицепить к крану вот этот шланг…
— Боже, как же давно не умывалась я теплой водой, — простонала Иноземцова. — Только холодной, из кувшина… Я не вытерплю. Я должна это опробовать!
— Сколько вам будет угодно. Не спешите. Мы с бароном подождем снаружи.
Скособоченное лицо офицера просияло счастливой улыбкой.
На улице она немного померкла, но полностью не исчезла.
— Ваша заботливость о вдове командира вызывает восхищение, — сказал Лекс, потому что было ясно: Аслан-Гирей слишком поглощен своими переживаниями и первым разговор не начнет.
— Я мало что могу. — Татарин говорил отрывисто. Чувствовалось, что он взволнован. — Разве что избавить Агриппину Львовну от низменных забот. Вы видели, какие у нее руки? Обветренные, в цыпках. Сердце сжимается. Раньше они были совсем другими… Месяц назад я по случаю купил пианино, доставил к ней в госпиталь. Она прекрасно играет. То есть играла. Теперь не захотела. Говорит, что пальцы огрубели. И что музыки не хочется. Перестала, мол, чувствовать музыку. — Он смотрел в сторону, а обращался будто не к Лексу, а так, в пространство. — В жизни не слыхивал ничего до такой степени трагического. Погиб муж, и музыка для нее перестала звучать. При этом ни жалоб, ни рыданий, ни сетований на судьбу.
— Что за человек был ее муж?
Лексу в самом деле стало интересно.
Ответ был коротким:
— Лучший из людей, кого мне доводилось видеть.
Бланку все больше и больше нравился начальник русского контршпионажа. Действительно, похож на рыцаря — мрачного слугу чести, верного памяти своего покойного сюзерена.
Будто что-то припомнив, штабс-капитан взглянул на собеседника и вдруг переменил тему:
— В минувшую субботу я не смог быть на soirée. А вы были?
— Да.
— Много ли было гостей?
— Примерно столько, как во вторник.
— Кто-нибудь опоздал?
«Я», — хотел ответить Лекс, но лишь пожал плечами. Золотое правило: никогда не сообщать чужому человеку, в особенности потенциальному противнику, лишних сведений, даже если они не имеют никакой важности.
— Было ли что-нибудь примечательное? — продолжал допытываться штабс-капитан. — Нет, в самом деле, кто всё-таки был?
— Я человек новый и мало кого знаю.
На крыльцо вышла посвежевшая и похорошевшая — еще как похорошевшая — Агриппина.
— На столе фрукты, печенье, вино. Предлагаю отметить новоселье!
— Благодарю, но должен вас оставить, — молвил Лекс с поклоном. — Нужно поработать с чертежами.
Лицо Аслан-Гирея просветлело, он уж, видно, и не надеялся избавиться от третьего лишнего.
Однако Бланк отклонил приглашение не для того, чтоб доставить татарину приятное. Глупо было упускать такую чудесную возможность. Пока Аслан-Гирей исполняет роль паладина при даме своего сердца, можно нанести небольшой визит в его палатку. Тем более что белый домик оттуда виден как на ладони. Врасплох не застанут.
Солнце уже давно зашло, городок погрузился в сумерки. Никакого освещения на импровизированных улицах предусмотрено не было, поэтому в жилище охотника на шпионов Лекс проник никем не замеченным. Полог прикрыл неплотно, чтоб не терять из виду освещенное окно с раздвинутыми занавесками: уединившись с дамой, рыцарь обязан заботиться о ее добром имени. Два силуэта, разделенные столом, были отлично видны.
Бланк зажег фонарь — тот самый, которым посылал сигналы. Отменно сконструированная вещь манчестерской работы: масла хватает на целый час, специальный кожух фокусирует луч и делает его незаметным со стороны.
Наскоро оглядев спартанскую обстановку жилой половины (койка, платяной шкаф, полка для оружия и амуниции), Лекс подошел к половине, служившей хозяину кабинетом. Потрогал железные шкафы — заперты. Осветил лежащие на столе бумаги.
Прямо сверху, вся исчирканная красным карандашом, лежала бумага. Бланк заглянул в нее — и остолбенел.
Кто-то обозначенный как «Нумер 4» — не шибко грамотный и, судя по почерку, мало привычный к письменным занятиям — доносил Аслан-Гирею утром 10 июля, то есть вчера:
Ваше благородие господин штабс-капитан доношу вашему благородию о нижнеследующем.
Вчерась как затемнело а именно в четверть после восьми на пункт явился человек неизвестного звания потому был в дождевом плаще донизу и копошоне по причине дождя и лица разглядеть мочи я не имел а себя оказывать воспрещено инструхцией. Оное незнамое лицо зачало светить посредством мигания и мигало таким манером девять минут что прослежено мною по казенным часам, какие мне выданы вашим благородием. В половине по восьми незнамое лицо поднялось малость с оврага поближе к Малахову и сидело там до десяти минут десятого часу а я глаз не спускал близко не подходя и себя не объявляя. Незнамое лицо сначала ничего не делало а просто сидело. Потом достало книжечку или не могу знать и стало писать. Подымет голову и пишет. Подымет и пишет. Но капошона ни разу не сымало и лица того незнамого лица увидеть никакой возможности не было. Потом оно пошло с горки на Южную бухту и я согласно инструхции следом. На берегу оно взяло ялик и поплыло на Северную. Я тож сторговался с лодошником за две с половиною копейки о чем расписку лодошника прилагаю а что она с крестом так это он вовсе неграмотный. На Северной незнамое лицо шло споро и я едва не отстал однако же не отстал. А зашло оно в большую палатку где горели лампы и было много господ офицеров а также дамы и барышни и туда мне ходу не было. Когда же я спросимши у людей что это за гуляние мне было сказано что милосердные сестры Андреевского госпиталя со своими гостями гуляют и по субботам всегда у них так.
А больше ничего сведать не сумел потому когда господа начали расходиться дождик полил пуще и такие плащи были почитай у половины.
Нумер 4.
Внизу другим почерком — четким, округлым — приписано и подчеркнуто: «Удвоить наблюдение по всем нумерам».
Тревога! Тревога! Тревога!
Читая каракули «Нумера 4», Лекс закусил губу. Оказывается, русская контрразведка следила за пунктом связи! Позавчера он только чудом, благодаря дождевику, купленному в офицерской лавке, не был опознан агентом!
Очень возможно, что все остальные точки, предназначенные для светосигналов, тоже находятся под наблюдением — даром что ли в приписке сказано про «все нумера».
То-то Аслан-Гирей выспрашивал, кто пришел на soirée позже других!
Ну, положим, были гости, явившиеся примерно в то же время или даже позже. Но если дотошный контрразведчик станет докапываться (и ведь обязательно станет), угодишь к нему в список подозреваемых, а это чертовски опасно.
