За большим столом, уставленным всевозможными закусками и винами, восседал сам Александр Андреевич без парика и мундира, а лишь в бархатном жилете и белой широкой рубахе. Рядом с ним его жена-индеанка Анна Григорьевна, да Иван Кусков со своей молодой супругой и тоже индеанкой Екатериной Прохоровной. Капитан Мур, с лица которого не сходило весёлое довольство, поднял стопку с ромом.
— В нашей многотрудной скитальческой жизни, господа, очень редки бывают минуты покоя и отдыха… Сейчас, в эти дни, я отдыхаю душой и всегда с благодарностью буду вспоминать о нынешней встрече с вами.
— Вы так говорите, господин Мур, будто больше никогда здесь не побываете, — сказала Анна Григорьевна.
— Кто знает, кто знает, — продолжал Мур. — Судьба морехода изменчива и полна неожиданностей. Поэтому я никогда не загадываю даже на день или на два вперёд. Остаётся лишь мечтать… Буду мечтать… Я пью с благодарностью сердечной за всех вас, подаривших мне эти минуты благодати. Ну и за мечту, конечно. За мечту вновь увидеть вас в добром здравии!..
— Благодарствуем, господин Мур, — сказал Баранов. — Спасибо на добром слове. Мы тоже рады видеть вас, нашего друга. Здесь у нас, что и говорить, тяжко бывает. Так уж, видно, по воле Божией суждено нам страдать, терпеть, но и… любить. Любить дело своё, которому служим.
— Да, да… Я согласен с вами, — закивал головой Мур.
— Тут одной любви к делу мало, — вмешался в разговор Иван Александрович Кусков. — Всех нас поддерживает и спасает любовь к Отечеству, для пользы которого мы и живём здесь. А когда служишь на благо Отчества, то все невзгоды переносишь легче.
Баранов при этих словах своего помощника даже встал с кресла и поднял свою стопку с ромом.
— Вся правда в твоих словах, Иван Александрович! Так выпьем же за Россию-мать, которая не оставляет нас в столь далёкой стороне своими заботами. Прошу капитана Мура присоединиться…
— С удовольствием, мистер Баранов. Особенно сегодня, когда я так много узнал о России.
— Ну и, конечно, за наших жён, — продолжал свой тост Баранов, — помогающих нам переносить все невзгоды… Вы, наверное, заметили, что и Екатерина Прохоровна, и моя Анна Григорьевна из местных?
— Да, конечно. Это нельзя не заметить, — улыбаясь, сказал Мур.
— Они обе с островов королевы Шарлотты и дочки тамошних вождей. Так мы, капитан, даём пример того, как надо здесь жить, своими корнями врастать в эту землю и с любовью умножать народ здешний.
— Не могу не удивляться на вас, людей русских! — воскликнул Мур. — Ведь ни у испанцев, ни у англичан или у нас такое не встретишь. У нас вообще это не принято.
— А у вас, господин Мур, семья большая? — спросила капитана Екатерина Прохоровна.
— Я одинок, к сожалению, а может и к счастью. Пока мотаюсь по морям, семьи не завожу. Но… я думаю об этом, и как только почувствую твёрдую землю под ногами, то… всё возможно. Я ведь понимаю, что очень хорошо, когда ты знаешь, что тебя кто-то в этом мире ждёт, любит, думает и молится о тебе.
— Стало быть, у вас, капитан Мур, всё ещё впереди — заключил Баранов и перешёл на другое. — А нас с Иваном Александровичем ждут те же дела. Меньше здесь вот по островам стало бобра. Надо искать новые места и промысел расширять.
— А вы сходите в Калифорнию. Говорят, что там есть места, где бобра в изобилии, — посоветовал Мур.
— Я ходил в те места Новой Испании, но бобров там мало, — сказал Кусков. — Заходил даже в Сан-Франциско и на Фараллоновы острова.
— А спуститесь ещё южнее, до Сан-Диего, и там найдёте то, что вам нужно. Поверьте мне…
— Мы вам верим, капитан, — сказал Баранов. — И не вы один такие слова говорите. В свое время Николай Петрович Рязанов, камергер двора его императорского величества и один из основателей нашей компании, говорил то же самое. А однажды он спас нас от голода, когда на «Юноне» из Сан-Франциско с грузом зерна, солонины, сушёного мяса и прочих съестных припасов, пришёл сюда, в Новоархангельск. Он-то и посоветовал нам основать там факторию. Здесь же худо с пропитанием, особенно зимой. А в Калифорнии, зимы не бывает, хорошо растёт пшеница, ячмень. Можно иметь даже стадо коров.
— Да, природа на калифорнийском берегу благодатна и, имея свою факторию, вы можете спокойно зимовать здесь, — согласился Мур.
— Так что Ивану Александровичу туда, в Калифорнию, рано или поздно опять идти придётся, — сказал Баранов.
— Лишь бы испанцы не были против, — высказал своё предположение Мур.
— В их миссии Сан-Франциско я уже кое с кем завёл знакомство, — заговорил Кусков. — Знаю, что несколько тамошних чиновных не будут против нашего соседства.
— Мне кажется, что там ещё есть не занятые, ничейные земли, — добавил Мур.
— Не занятые кем? — спросил Баранов.
— Теми же испанцами.
— А местные племена? Разве это не их земли? Разве они не живут там?
— Живут, конечно, — кивнул Мур, — но с ними испанцы мало считаются. Индейцев повсюду обманывают, сживают с их земель, порой даже убивают, а землю захватывают.
— Да, мы наслышаны об этом, — согласился Баранов, — от людей, побывавших там… Вот и Иван Александрович знает: ходил туда не раз. Грустно слышать такое. Дело нельзя строить на крови, тем более на крови невинных местных жителей. Нельзя строить счастье своё на несчастьи других. Ведь через многие поколения потомкам придётся отвечать за это… Ну, а мы землю ту под крепость и оседлость нашу купим у индейцев, как покупаем здесь у коренных жителей. Сделаем всё по согласию и любви… Любовь! На том стоит и стоять будет русская православная душа! Выпьем за любовь!
А когда все выпили, то Баранов, наклонившись к жене, что-то сказал ей на ухо. Анна Григорьевна встала из-за стола, прошла в соседнюю комнату и тут же воротилась с ватагой добрых молодцов в праздничных разноцветных рубахах, подпоясанных такими же разноцветными кушаками.
Капитан Мур посматривал с восторженным удивлением то на Баранова, то на разодетых, как на праздник, русских мужиков и, похоже, мало пока что понимал.
— Это ещё один мой сюрприз, капитан Мур, — улыбаясь, сказал Баранов.
— Да, да, понимаю… У меня сегодня день сюрпризов.
— Хватит о делах, — продолжал Баранов. — Лучше послушаем наши русские песни. Вы их слышали когда-нибудь?
— Нет, нет. Никогда в жизни.
— Это мой хор, господин Мур. Не знаю, как у вас, а у нас, когда одолевает тоска по родным краям, по России-матушке, то у всех душа болит. И боль эту лечим песней, — сказал Баранов и подал знак рукой хористам.
И тут же хор запел песню о широкой русской степи, о волюшке вольной и просторах Руси. Песня лилась тоже широко и свободно. Баранов с Кусковым слушали её, чуть наклонив головы и, шевеля губами, беззвучно подпевали. Казалось, что и капитану Томасу Муру, впервые слышавшему русскую песню, передалось настроение певцов.
